Ясинский Анджей - Воспоминания участника В.О.В. Часть 1 Страница 14

Я слушал, верил и не верил таким рассказам. Однако обилие подобных случаев, которые потом рассказывали кадровики, наводили на размышления. Почему это так? Чем определяется цена солдатской, красноармейской жизни? И стоит ли вообще чего-нибудь жизнь отдельного солдата? Казалось, что ценится красноармеец в массе, в целом. Масса может совершить видимые подвиги. Солдат же, как составная часть массы, в отдельности не представлял ценности. Это только песчинка в людском океане. Пропадет один, взамен появится десяток. Поэтому излишние материальные затраты на солдата или внимание к нему, как к человеку были необязательны. Почти ежедневно приходилось наблюдать весьма трогательную заботу о тягловом скоте. Если бы нам солдатам в то трудное время уделяли хоть часть той скотской заботы, наверное на душе было бы теплее. А может быть тогда мы потребовали бы большего. Мы бы требовали кровать, постель, нормальное питание и отношение к себе еще большее, чем к скоту. А как это сделать, если ничего не было? Ведь скот, он всего-навсего безгласное животное. Если он устанет, то ляжет и ничего с ним не сделаешь. Для скота не были придуманы трибуналы, НКВД, патриотические чувства, понятия чести и слово Родина. Все эти понятия нас сильно подхлестывали, мы напрягали свои усилия сверх возможности и проявляли активность на износ.

В этот трудный период неудачного начала войны, очень заметно определялись характеры людей, солдат. Наряду с кипучей деятельностью наших лучших товарищей на благо нашей Родины на верх выплывала всякая муть и отбросы человечества. Если деятельность обычных нормальных людей воспринималась как что-то должное, поступки прохвостов всяких сильно ранили душу. Я иногда тяжело переживал сознательные проступки моих товарищей. Я возмущался, придумывал им наказания. В виде поучения на будущее вписывал в свой дневник наиболее яркие их проступки. Однако, со временем трудных моментов было так много, что я сам перестал на них реагировать. Выработался иммунитет, невосприимчивости. Я их перестал замечать. Воры, пьяницы, насильники, лгуны, воспринимались как что-то меня не касающееся. Перед самой отправкой на фронт, нам объявили, что 146 ОБС будет обслуживать штаб дивизии. Каждого распределили по местам и номерам.

(запись от 16.12.1967)

Я попал непосредственно в штаб дивизии на коммутатор, в узел связи дивизии. Если раньше много времени уделяли муштре и различным другим армейским занятиям, приучающим к дисциплине, то теперь, больше внимания уделяли специальным занятиям по связи и сработанности связистов. Мне казалось, что подготовлены мы были вполне достаточно. Позже, на фронте, я смог вполне оценить нашу подготовленность. Если немецкие связисты работали на заводском оборудовании, отличном и вполне современном, то мы справлялись не хуже их на самодельном. Наши телефоны, коммутаторы и провод были старых образцов. Были они большей частью немецкого производства и морально устаревшие. Позже, вся эта рухлядь была заменена хорошей, отечественной аппаратурой. Но несмотря на все трудности, мы ни на что не жаловались и работали четко. Правда, на фронте немцам мы завидовали. Их цветной кабель был превосходен и еще кое-что. А пока находясь в тылу и, не видя ничего другого, мы сами себе казались героями. Наше оборудование также нас удовлетворяло. Когда мало знаешь, а сравнивать бывает не с чем, то душа бывает спокойна, а ты сам удовлетворен. И только стоит увидеть лучшее, а особенно у своего противника, как сразу появляется зависть и в душу заползают сомнения. Что-то нарушается внутри. Позже, на фронте, такое случилось и с нами. А пока мы были в тылу. Жили газетными сводками, радовались первым нашим победам и рвались на фронт, чтобы скрестить с врагом наши знания, нашу технику и умение. Мы были безусловно уверены в нашей правоте, в нашей силе и в нашей конечной победе. Как немцы могли нас победить, если на всех заборах и стенах домов были сделаны рисунки изображающие голодных, холодных и вшивых немцев? Рисунки изображали немецких солдат в рваных шинелях, без сапог. В руках они держали крысу, были голодны и не знали как ее поделить между собой. А здоровые вши ползали по немцам и ели их. Газеты писали, что у немцев нет бензина и они свои танки закапывают в землю. Всему мы верили, все принимали за правду. Мы рады были, что скоро едем воевать. И радовались тому, что мы были сильнее нашего противника. Это тоже своего рода гордость и патриотизм. То, что мы терпели неудачи в первое время войны, нами понималось как предательство. Нам зачитывали приказы, где назывались фамилии предателей генералов. Среди них запомнилась фамилия Павлова. Фамилий было много. В те времена предательства были явлением обычным и мы им не удивлялись. Некоторые рассуждали так: что все предатели уже предали, а теперь остались только честные генералы. Теперь дело пойдет веселее и мы уже начали побеждать немцев.

Что мы знали тогда? Да и вообще, кто чего мог знать? Если у кого и возникали какие-либо сомнения по поводу настоящего положения вещей, то это были личные мнения. Эти мнения держались только для себя и может быть, для некоторых самых близких родственников. Наше личное мнение должно было соответствовать официальному общественному мнению. Всякое другое мнение, которое не укладывалось в прокрустово ложе газетных писаний, решительно урезалось вместе с языком или головой вольнодумца. Потому мы все старались казаться радостными, всему и всегда довольными, невзирая на то, нравится нам или нет. Иногда я рассуждал сам с собой на подобные темы и неожиданно приходил к выводу, что ты сам никто иной, как двуличный человек. Что ты сам думаешь одно, а делаешь другое. Причем, делаешь это с таким радостным воодушевлением, что и другим кажется будто тебе только этого и не хватало. Когда же ты своим поведением введешь в заблуждение окружающих, тебе становится даже радостно от этого. Однако позже, когда проанализируешь действительность, становится стыдно и страшно. А вдруг все другие тоже такие же мошенники и артисты как ты сам? Кому же тогда верить? Где правда и кому рассказать об этом, когда все равнодушны, лица их радостно-перепуганы, и каждый в свою очередь видит в тебе врага или предателя? Попробуй, поделись своим сомнением с такими. Можешь сразу оказаться в числе врагов народа и Родины.

По-видимому, подобные фальшивые и неопределенные настроения огромного числа людей в государстве представляли определенную и большую опасность для страны, ибо однажды, попав в другую обстановку, люди перестанут бояться своих начальников. Они увидят, что их во многом обманывали и они из друзей превратятся в недругов. Страх, всегда порождал ложь и ненависть. Мы же жили в страхе. В те страшные времена 37-38 годов я был еще ребенком. Мне самому не пришлось пережить этих страшных недоразумений. Однако слушая разговоры старших и видя, как исчезали родители моих школьных товарищей и соседей, приходилось призадумываться. Будучи горячим патриотом своей родины, я приветствовал действия НКВД. Было радостно сознавать, что наши органы госбезопасности так сильны и умелы. С другой же стороны было обидно за себя. Почему это в нашем государстве столько врагов и за что это они так нас не любят? Кроме всего, врагами-то оказывались самые советские люди. Начиная от рабочего, который и читать-то научился в советское время, до генералов и депутатов в верховный совет. Я стал бояться. Стал искать тот ориентир, чтобы не попасть в число врагов своего народа. А как это сделать? Никто ничего не знал. Я ведь сам был патриот, а другие, попавшие в тюрьму, тоже до этого были патриотами! Но почему же их арестовали? В таком случае и меня могут так же арестовать? Но за что?