Дмитрий Денисов - Изначальное желание Страница 14

— Но желаю я, а не ты — снова поправил я. — Вряд ли ты по собственной воле согласилась бы приласкать меня. Или похожего на меня. Зато безоглядно бросилась бы в объятия молодого красивого принца. Вы все о них мечтаете в этом возрасте. Но ты со мной, и в том воля моя. А ты всего лишь исполнитель моих желаний.

Тайла подняла на меня большие карие глаза и с затаенным торжеством возразила:

— Но я получу деньги, за которые куплю то, чего пожелаю. К тому же ты, честно говоря, переплачиваешь троекратно. Выходит, я в выигрыше. Я желаю больше, чем ты. Я управляю тобой.

— Да!

— Ты согласен? — она отшатнулась в удивлении.

— Да!

— Но… ты меня снова запутал, — мотнула она головой, словно ребенок.

— Да!

И я обнял ее сильнее.

Незаметно мы свернули в неприметную узкую улочку, огороженную высокими каменными стенами. В свете высокой луны белела старая кладка строений. Под ногами поблескивали плоские спины булыжников, отполированные тысячами ног, подков, собачьих хвостов и колес. Темные двери и закрытые тяжелые ставни четко выделялись на фоне светлых стен мрачными провалами в неизвестность. А ведь то не просто двери и окна. То входы в иные миры, где господствуют свои, иной раз непонятные и непредсказуемые законы. Их невозможно понять, пока сам не окажешься в одном из таких миров, пока не испытаешь все на своей шкуре. Я с интересом всматривался в массивную дубовую твердь и принюхивался. Ведь я не человек, а от того я мог познать многое, улавливая лишь запахи желаний. А их невозможно укрыть ни за каменной толщей, ни за древесной плахой.

Даже время безвластно над ними…

Местами известняк выкрошился, и сквозь щели сочились всевозможные запахи. Пахло древесным углем, протухшей рыбой, свежим сеном и ветхими одеждами. Пахло колодезной водой и прогорклым маслом. Пахло сгоревшими свечами и пыльными книгами. Пахло черствыми хлебами и крысиным пометом. Пахло развешенными для сушки рваными сетями и залежалой рыбьей чешуей. Пахло сырой прелой глиной и звонкими обожженными горшками. Пахло облезлыми собаками и кошками, что свернулись калачиками на порогах своих жилищ. Пахло свежей молодостью и кисловатой старостью.

Я снова огорченно вздохнул. Нельзя смешивать эти два запаха. Нельзя класть в один мешок свежий и зацветший хлеб. Иначе первый быстро скисает, мгновенно уподобляясь второму.

Лишь очень, очень редко случается обратное.

Пахли и воспоминания, которыми были густо напитаны сны. Сны тех, кто покоился за монолитной неподатливой плотью этих стен. Сны трепетали в их тверди, точно птицы, бьющиеся в силках. И пахли они страхом. А в глубине этого страха… о! В глубине этого страха стоял острый и насыщенный запах крови… Да, крови! Кровь, как символ любви. Кровь, как символ страсти. Кровь, как символ мужества. Кровь, как символ жизни.

Кровь, как символ истины…

— Чего умолк-то? — Тайла легонько толкнула меня в бок. — То болтаешь без умолку, а то вдруг затих, словно воды в рот набрал?

Я снова глубоко вдохнул ночной воздух и ласково взглянул на нее. В свете взошедшей луны она была сказочно прекрасна. Манящая, таинственная, пьянящая, как сама луна — королева ночи.

— Интересно, — просто и непонятно разъяснил я.

— Что именно? — с любопытством уточнила она.

— Да все, — туманно и емко уклонился я.

— А, — вырвался понимающий выдох, — понятно.

Таким образом, мы шли некоторое время. Тихий звук шагов крался вдоль улицы, то отставая, то забегая вперед. Мы молчали. Ничто, кроме лунного света да далекого лая не нарушало нашей идиллии. Казалось, сам мир уснул, предоставив нам право вершить все, что только заблагорассудится. Подумав об этом, я как-то странно покосился на мою спутницу.

И незаметно облизнулся…

Вдруг ко всем запахам добавился еще один — запах ее страха. Он стал таким сильным и острым, что вмиг перебил все остальные. А вместе с ним обостренный слух уловил крадущиеся шаги. Прикрываясь темнотой, за нами следом шло трое неизвестных. Еще столько же поджидало впереди, перекрыв выход из тесного проулка. И такой уверенностью веяло от них, что меня едва не валило с ног, точно волной. Ноздри уже улавливали запах стилетов, кинжалов и даже одного меча. Один из них стражник? Удивительно. Ведь только им дозволено носить мечи.

Но чего боялась Тайла? Ее легкое волнение росло, а страх становился все яростнее, напоминая лютый вой. Неужели боится за меня? Или за то, что их заговор рухнет? Наверняка почуяла неладное. Не мог простой человек дать себя так просто одурачить. Не мог простой человек расшвыриваться золотом в сомнительной таверне. А после безоружным уходить в ночь в сопровождении девицы, которая наверняка в сговоре с местными разбойниками.

Человек не мог.

Вернее — не смог бы.

Но ведь я не человек.

А потому и смог.

Или это все кажется? Может, она так не мыслит? Но почему дрожит?

— Мил человек, — негромко залепетала девушка, трогая меня за рукав и заглядывая мне в лицо. — Может, вернемся, а?. Ты мне очень понравился, хоть и странный ты. Давай вернемся, а то…

— А то…? — холодно улыбнулся я. Глаза сузились и пристально впились в ее живую теплую суть. Она поежилась.

— А то… зябко как-то. Холодно мне. Да и тебя согревать уж пора.

— Поздно! — упавшим голосом остановил я.

Тайла вскрикнула и отпрянула — голос мой перестал быть моим. И вдруг позади раздались четкие шаги. Трое, сочтя более ненужным укрываться в тени, вышли под свет луны. Они демонстративно перекрыли улочку, и остановились, явно ожидая, что я обернусь. Но я не обернулся. Зато под нависшим капюшоном блеснула хищная улыбка, полная издевки и спокойствия.

— Беги, — шепотом взмолилась она, хватая меня за плечо.

— Я не рожден, чтобы бежать, — не своим голосом говорил я, мягко убрав ее руки.

— Кто ты? — голос ее наполнялся ужасом.

— Неважно!

— Они убьют тебя! — Тайла в ужасе кусала губы.

— Или тебя, если я убегу. Ведь ты же не выполнишь своих обязательств.

Девушка лишь прикрыла рот ладонями, и часто заморгала. Ведь я разоблачил ее. Выходит, я с самого начала все знал и все предвидел. Но как?

Отвечать я не собирался.

А между тем три человека, не дождавшись, пока я оглянусь, снова пошли вперед. Шаги неуклонно приближались, отдаваясь зловещим эхом в звонкой тесноте каменной улочки. Неожиданно, такие же шаги послышались и впереди — нас зажимали. Я стоял, и спокойно поджидал неминуемой встречи. И облизывался, в предвкушении развязки. В такие мгновения мои губы всегда пересыхают от жажды.

Наконец ночь ожила. Ее мрачную плоть прорезал гнусавый пропитый голос, полный вызова и презрения: