Ричард Кнаак - Право по рождению Страница 14

По телу Мендельна пробежала дрожь. Что это значило? Почему его вдруг стали посещать эти чудовищные видения убийства миссионера?

В его роду никто никогда не занимался колдовством, и Мендельн сомневался, что это его проявление. Должно быть более разумное, более правдивое объяснение.

Нос у него чесался. Мендельн вдруг понял, что на переносице что-то есть. Он поскрёб её, и на его ладони посыпалась грязь. К тому же он обнаружил, что свежая грязь почти целиком покрывает пальцы.

А когда это произошло? Брат Ульдиссиана некоторое время не был на ферме и тем более не работал в поле. Он был слишком озабочен тем, как помочь брату. Может, он почему-то упал, пока ехал? Это объяснило бы и потерю сознания, и грязь.

«Что происходит?» — пробормотал Мендельн. Его жизнь всегда была совершенно обычной — и даже скучной. А теперь всё пошло верх дном. Эти потери сознания, опасное положение Ульдиссиана, древний камень…

Камень.

Мендельн не верил в совпадения. Эти помрачения не начались, пока он не притронулся к артефакту. Каким-то образом он подействовал на него, и это воздействие было для него непостижимо. О да, Мендельн слышал в детстве истории о магических местах и существах, но ведь это были только сказки.

Теперь он задумался о том, почему он видит именно убийство проповедника. Первое, что пришло ему на ум, заставило кровь отхлынуть от его лица.

«Нет! Это был не я! Я не мог!» Неужели он видел убийство… Да ещё прямо перед собой… Потому что он был виновен в нём?

Но здравый смысл взял верх. Мендельн был с Ахилием в то время, когда произошли убийства. Таким образом, он не мог принимать участия в гнусных событиях, как и Ульдиссиан.

Тем не менее, это не объясняло ни грязи на руках, ни странных и повторяющихся случаев потери памяти. И это очень сильно пугало Мендельна.

Он снова подумал о своём брате, узнике. Образ Ульдиссиана в камере леденил Мендельна. Своими проблемами он займётся позднее; гораздо важнее, чтобы Ульдиссиан как можно скорее вышел из клетки.

Распрямившись, Мендельн направился в Серам. Однако по пути он позаботился о том, чтобы начисто вытереть руки. Возможно, грязь ничего и не значила, но он решил не испытывать судьбу.

Очень много странного произошло, и невинные комочки почвы могут обличить ещё в каких-нибудь страшных деяниях. Он нисколько не поможет брату, если его самого начнут подозревать в преступлении.

Мендельн усмехнулся своей глупости. О каком преступлении могут говорить грязные руки в регионе фермерских хозяйств?

Тем не менее, брат Ульдиссиана продолжал вытирать свои ладони и пальцы об одежду всю дорогу в Серам.

Двое стражников пришли за Ульдиссианом как раз тогда, когда ему удалось забыться беспокойным сном. Когда он пошевелился, один из них загрохотал дверью камеры, затем открыл её.

— Пойдёшь с нами, — пролаял тот из них, что был выше, — плосколицый молодой человек, в котором Ульдиссиан узнал пасынка Дория. — Только без шуточек, а?

Вместо ответа фермер молча заложил руки за спину и повернулся, чтобы стражники могли обвязать запястья. Сделав это, они вывели его.

Тиберий встретил их у выходной двери. Капитан не делал попыток скрыть раздражение, но и не спешил объяснять Ульдиссиану причину своего настроения. Фермер только предположил, что ничего хорошего это ему не сулит.

И точно, когда он оказался снаружи, Ульдиссиан понял, что дела ещё хуже, чем прежде. Он сразу же увидел главного представителя Собора Света и понял, что это не простой священник из соседнего города. Это был верховный инквизитор, одно из самых высокопоставленных лиц в Соборе. Хуже того, надменный человек был в сопровождении нескольких мрачных стражников… И очень испуганных Серентии и Ахилия.

Священник подошёл к нему. Глядя свысока на фермера, он произнёс нарочито громко:

— Знай, Ульдиссиан, сын Диомеда, что с тобой говорит брат Микелий, верховный инквизитор этих мест, служащий во славу драгоценного Пророка! Я пришёл, чтобы установить глубину твоей вины, и отсюда определить, что следует предпринять для спасения твоей души! — он остановился, затем добавил. — А после этого — души того, кто осквернил могилу нашего агента, кто бы это ни был!

Ульдиссиан побледнел. Брат Микелий дал понять, что судебным разбирательством будет править он. Не это обещал Дорий!

Прежде чем он успел раскрыть рот, чтобы выразить протест, верховный инквизитор повернулся туда, откуда с меньшим энтузиазмом, чем желал бы Ульдиссиан, за процессом наблюдал глава деревни:

— С вашего разрешения, мастер Дорий, мы используем ваши казармы, чтобы допросить этого. Разумеется, я приношу извинения за неудобства! Собор избегает подобных просьб, но иногда это необходимо, сами понимаете.

— Я писал также верховному прокуратору в Кеджан, — ответил Дорий, пытаясь вернуть контроль над ситуацией. — Я не получил ответа, но, уверен, он пришлёт уполномоченного…

Брат Микелий покачал головой:

— Волей Пророка, слава ему, я сам уполномочен разрешить этот вопрос! Верховный прокуратор доверится моему слову…

«И судя по тону верховного инквизитора, — подумал Ульдиссиан, — Дорию и остальным тоже придётся довериться его слову, хотят они этого или нет». Фермер нахмурился. Принимая во внимание, как брат Микелий до сих пор вёл дело, Ульдиссиан сомневался, что ему дадут надлежащим образом высказаться в свою защиту… Его выслушают, разве только если он признает вину.

— Это дело касается и Триединого, — добавил Дорий. — С их стороны тоже была жертва…

— Собор сейчас здесь; Храма здесь нет. Если Храм медлит с правосудием за убийство своих детей, это их собственный промах.

Побеждённый, глава затих. Ульдиссиан еле сдержал крепкое словцо. Брата Микелия не удастся остановить.

Ульдиссиан попытался утешить себя мыслью, что хотя бы Лилия не втянута во всё это. Фермер бы этого не выдержал. Она и так уже довольно пострадала от рук обеих сект…

И в тот миг, когда он подумал об этом, уголком глаза он уловил зелёный проблеск. У фермера мороз пробежал по коже. Непроизвольно Ульдиссиан посмотрел в этом направлении.

К несчастью, то же сделал верховный инквизитор.

Лилия стояла, как зверь, пойманный в ловушку. Видимо, она подкралась из-за «Кабаньей головы», чтобы подсмотреть, как разворачиваются события; без сомнения, это страх за Ульдиссиана заставил её забыть его предостережения.

Брат Микелий мог без труда определить, что она не местная. Само по себе это могло ничего и не значить, но Ульдиссиану показалось по его взгляду, когда он встретился со взглядом Лилии, что верховный инквизитор как будто бы узнал её.