Максим Далин - Лестница из терновника-3. Прогрессоры Страница 14

Анну завидовал северянам, которым было свободно и легко разговаривать с женщинами, вооружёнными, как бойцы. Северян это не смущало, не раздражало и не вызывало в них жалости и стыда. Они разговаривали с лянчинскими женщинами так же, как болтали со своими - с белокурыми и холодными красавицами Тай-Е. Никаких внутренних решёток и ворот у них не было, никаких замков, намертво запиравших душу - ничего им не надо было ломать.

Просто жили - и всё.

Зато волки не знали, как подступиться к пополнению. Бестелесные, правда, присоединились легко - а вот женщины... Анну видел, как его верный Хенту смотрит на красивую женщину с толстой косой на северный лад: женщина угощает жеребца кусочками хрустящего северного хлеба, а Хенту смотрит, кусает губы и пытается принять решение. То ли с ней заговорить, то ли подойти и обнять, то ли толкнуть в спину, чтобы обернулась, и ударить по лицу, чтобы опустила глаза...

Когда женщины вооружены - кажется, что против тебя. Когда они смеются - кажется, что над тобой. Анну понимал, что всё это - бред, вздор, но ровным счётом ничего не мог с собой поделать. Больно душе.

- Мы выступаем, Львёнок? - спросила высокая женщина с серебряными колечками в ушах.

Анну взглянул на Львят Льва, на мрачного Эткуру, на Элсу, погружённого в собственные мысли, взглянул на Ника, оглаживающего лошадь, встретился взглядом со смеющимися глазами Ар-Неля - и рявкнул:

- Нет, здесь остаёмся жить все вместе! Выступаем, да! Как ещё?!

И подозвал к себе Хенту, когда седлали коней.

- Послушай, что я скажу тебе, брат, - сказал, обнимая за плечо. - Тебе верю, как себе - могу?

- Ещё бы, командир! - кивнул Хенту, преданно заглядывая в глаза. - Что б не случилось, ты - мой командир, Львёнок, лучший из всех.

- Ты отправишься в Данхорет впереди моего отряда, - сказал Анну. - Ты скажешь моим людям, что вскоре они все мне понадобятся, чтобы вместе отвоевать эдем на земле. Ты спросишь командиров и спросишь бойцов, пойдут ли они за Львёнком Анну, с которым хлебали песок, как воду.

- Я пойду, - сказал Хенту, вздыхая. - Я скажу. Я скажу, что для тебя нет презренных среди тех, кто тебе братья. И не будет, Творец с тобой. Я скажу - и твои волки пойдут за тобой.

Анну взял Хенту за руку - и высыпал ему на ладонь десяток "солнечных" - золотых монет Лянчина, с солнечным диском на аверсе и львиной головой на реверсе. Творец и Лев.

- Если загонишь жеребца - купишь другого. Если загонишь другого - украдёшь третьего. Я надеюсь на тебя. Иди.

- Мы скоро увидимся, командир, - сказал Хенту и ушёл к лошадям.

На этом пребывание в Кши-На и кончилось. И началась полнейшая неизвестность.

***

Запись N143-02; Нги-Унг-Лян, Лянчин, приграничные земли.

Вокруг - Империя Зла.

Чувствую себя героем старого фильма. Очень забавно.

Ещё забавнее, что наша дипломатическая миссия, которой, само собой, старые земные фильмы видеть не приходилось, испытывает почти те же эмоции. Юу с оттенком чистейшего самодовольства говорит мне:

- Северяне ещё не проезжали по этой дороге в таком качестве. Мы - первые.

Ри-Ё бдит. Он ничему тут не доверяет. В каждых цветущих зарослях ему, кажется, мерещится засада - а целью этой засады он полагает убийство. Мне он тихонько говорит:

- Нельзя сказать, чтобы это место выглядело приветливо, Учитель. И люди здесь... недобрые.

Люди здесь недобрые. Это правда.

- Зачем они прячутся, а, Учитель?

Я думал, прячут лицо только женщины, но, похоже, закрыть лицо, или, хотя бы, часть его, стараются почти все. Женщины укутываются целиком, как в паранджу: из-под полотна можно разглядеть только ножку, если очень постараться. Мальчики, лет с девяти-десяти, и Юноши носят тёмные платки, закрывающие голову, шею и плечи. Из складок ткани только глаза видны - жарко им, беднягам, наверное. Мужчины часто закрывают нижнюю часть лица этакой "косынкой" - треугольным куском тонкой белой ткани. Иногда - платок, завязанный, как в старину на Земле "бандана", плюс эта косынка - человек без лица, только глаза и узкая полоска кожи вокруг них. Прицеливающийся взгляд. Длинные широкие рубахи-распашонки довершают картину. Человек выходит из дома, скрыв себя от чужих глаз.

Только волки-бойцы демонстративно не закрывают лиц. Выглядят среди лянчинского плебса совершенно чужеродно, вызывающе и агрессивно: рубахи заправлены под широкие ремни, кожаные штаны - в обтяжку, кованые волчьи морды скалятся или с ремней, или со своеобразных щитков на гениталиях. Цепи, заклёпки, оружие... Много оружия, оружие так же вызывающе выставляется напоказ, горит на солнце заточенная сталь - попробуй сунься!

А ведь плебс тоже носит оружие, хоть и не афиширует. Под подолами рубах угадываются ножны кинжалов - но только угадываются, закрыты. У некоторых взрослых мужчин за плечом на ремне - что-то вроде дубинки. Ар-Нель говорит Анну вполголоса:

- Палка, носимая с собой вместо меча, превращает человека в пародию на никудышника, привязавшего к поясу деревянную копию потерянной плоти.

- Палкой можно вломить и тому, что с мечом, если умеючи взяться, - отвечает Анну.

- Возможно, - Ар-Нель кивает. - Но неравенство оружия - рискованно, оскорбительно, низменно. И эти палки оскорбляют моё эстетическое чувство... В таком обыкновении мне видится грубость и нищета - тем более, что владельцы палок смотрят на вас, как на захватчиков, а не на хозяев.

Ар-Нель, как всегда, снайперски точен в формулировках. Я всё время ощущаю что-то похожее: волки кажутся совсем нездешними, чужими - и агрессивно чужими. Плебс не глазеет на них, плебс кидается ниц, шарахается с дороги в стороны, а если имеет возможность - то бежит под защиту собственных стен.

Стены по эту сторону границы - очень отличаются. Удивительно: проезжаешь десяток километров, видишь всё те же облака цветущего миндаля с его горьковатым ликёрным запахом, розовый ковёр вешнецветов, напоминающих крокусы, деревья т-чень, цветущие очень своеобразными, похожими на вытянутые ракушки, нежно-алыми серёжками... Природа фактически та же, что и на юге Кши-На, а вот первый же посёлок принципиально другой.

Кши-На - душа нараспашку. В Кши-На любят ажурные решётки, зелёные изгороди, шпалеры, сетки, увитые плющом. Показывают собственные дворы всем желающим смотреть, даже крестьянские хозяйки хвастаются непременными клумбами под окнами домишек, играющими детьми, весёлой жизнью...

Лянчин отгораживается. Здешняя местность изобилует известняком и песчаником. В Кши-На этот камень идёт на строительство домов и своеобразный дизайн дворов, чем-то напоминающий альпийские горки - на мощёные дорожки, на которых побеги трав пробиваются между прихотливо уложенных каменных плит... В Лянчине, по крайней мере, на первый взгляд, каменные плиты идут на заборы. Каждый забор - как крепостной вал: высотой в человеческий рост и больше, с калитками или воротами из массивных, плотно подогнанных досок, с бойницами шириной в ладонь, длиной в две - закрытыми с внутренней стороны глухими заслонками. Дом лянчинца - крепость, в нём можно, я подозреваю, выдержать правильную осаду. Крыши домов и верхушки садовых деревьев еле виднеются над заборами.