Костер и Саламандра. Книга вторая - Максим Андреевич Далин Страница 15

— Леди Карла, — сказала Друзелла, — вы ищете государыню? А её нет во Дворце. Она в Штабе, на совещании.

И у меня всё оборвалось внутри.

В жизни Вильма не ходила в Штаб. Что ей там делать. Там мессиры военные, у них свои дела. Там Лиэр целыми днями сидит, похудел, потемнел с лица, с дворцовой кухни туда не кавойе отправляют, а перелесский травник, горькую отраву, выключающую сон. Мессиры офицеры пьют эту дрянь и что-то там прикидывают, планы составляют… Когда мессир Годрик на берегу — он тоже там торчит, если нет — мессиры капитаны первой линии. Но Вильма?

Не женское дело.

— А мессир Раш где? — спросила я Друзеллу.

— Не во Дворце, леди Карла, — сказала она. — У себя, принимает финансистов из провинций.

— А мессир Броук?

— В Штабе, — сказала Друзелла.

Вот тут-то я и подумала, что в мире происходит что-то паршивое. А я газет не читала, мне некогда было. Ничего я не знаю.

В тревоге и тоске я пошла в нашу новую детскую — а кроха-принц уже спал. И в такой же маленькой кроватке ещё один младенец спал, а между кроватками сидела кормилица, невероятно уютная леди, пышная, как тёплая булочка, и вязала крохотный синий башмачок с голубыми полосочками. Второй такой на маленьком столике лежал, готовый, среди клубков ниток.

Увидела меня — и приложила палец к губам, мол, тихо, разбудишь детей.

Я тихонько ушла. Пришла в гостиную Виллемины, села в её кресло, обняла Тяпку — а на нашем столике, где нам обычно сервировали кавойе и печенье, лежала пачка свежих газет. Я подтащила их к себе.

Ничего особенно тревожного и ужасного я в газетах не увидела. В любимой столичной газете «Ветер с моря» на первой странице красовалась светокарточка Виллемины — и ниже большая радостная статья об успехах медицины и некромантии, которые сохранили жизнь обожаемой государыне после подлого покушения. Там ещё были интервью мессира Сейла и какого-то светила из Академии Материнства и Акушерства — про то, какой государыня пережила геройский ужас, но её собственное мужество и искусство врачей сохранили жизнь принца Гелхарда, и сейчас он замечательно себя чувствует. Иерарх Агриэл прислал письмо, что молится за государыню и за наследника престола — и даже они там напечатали молитву. Чтобы желающие присоединились.

Дальше говорилось о том, что ждём спуска на воду подводного судна, о будущем танцевальном вечере в честь моряков, что сторожевые броненосцы «Добрый Свет» и «Верная Элла» выходят в поход завтра вечером и что при рельсовом заводе Гинара и при заводе сталепроката с высочайшего разрешения открыты бесплатные народные училища, где любой желающий за полгода может обучиться на мастера, а за два месяца — на рабочего первого разряда. При училищах устроены казармы для людей, стеснённых в средствах, им же предлагается содержание за счёт казны на время обучения.

Я читала и успокаивалась. Прекрасные же новости! Оказывается, у нас даже есть деньги на всякие полезные штуки вроде этих училищ. Всё в порядке, иначе не стали бы они писать про танцы.

Тяпка зевнула и удобно устроилась головой у меня на коленях, а я уже спокойно взяла читать газету «Телеграммы из-за рубежей».

Там тоже никаких сенсаций во всю первую полосу не было. Обыкновенная дипломатическая муть: златолесские дипломаты в Святой Земле, на Островах принимали какого-то важного чина из Перелесья с деловым визитом. Король Запроливья отправил в Перелесье послов с уверениями совершеннейшего почтения. Прекраснейший государь Людвиг Третий Междугорский принимал наших послов в древней резиденции в Винной Долине… туда же приезжали послы из Горного княжества. Бурхальд Медноскальский, какая-то важная персона при князе Ильгриде, пожелал здравия и долгих лет государыне Виллемине и передал с послами подарок князя Ильгрида. Символический очень: кинжал, у которого в рукоять вделаны клык и коготь горного барса, — чтобы дитя государыни росло отважным и сильным воином… В общем, все друг перед другом расшаркиваются и уверяют во всём хорошем против всего плохого.

Даже как-то слишком всё спокойно.

Я взяла третью газету — а там большая статья профессора из Королевской Академии Естественных Наук. Про то, что установилась довольно тёплая для конца зимы погода, а потому нерест серебрушки, видно, начнётся на неделю-полторы раньше, чем наши рыбаки ожидают. И если кто-то из хозяек или рыбаков найдёт на крупной серебрушке медное колечко — так его просят отнести в Академию, потому что специалисты изучают перемещение косяков рыбы вдоль побережья…

Оно, конечно, было интересно… но я устала что-то. И задремала прямо в кресле, с газетой в руках и Тяпкой на коленях.

И меня разбудил Дар. Так, будто сейчас придёт вампир, — но какой вампир может прийти во Дворец? Только адмирал Олгрен, больше никто из этой братии ко мне без зова не ходит. А волна Силы Олгрена меня каждый раз окатывает с головы до ног. Но в этот раз Дар просто звякнул, как щербатый медный колокольчик на двери в таверну.

И Тяпка подскочила и спрыгнула на пол.

В комнате было уже совсем темно, слабый свет шёл только из окна, от фонарей на площади Дворца. А в зеркало робко просочилась мерцающая серая тень и осталась с той стороны стекла.

— Что за?.. — удивилась я. — Вы — вампир? Войдите.

Тень перетекла через раму и, оказавшись на полу, обрела подобие плоти — зрелище оказалось из ряда вон выходящее. Насколько я рассмотрела в сумерках, передо мной стояла сухая мумия, непонятного пола, обтянутая пергаментом истлевшей кожи, с пыльным клоком волос, спутанным и мёртвым, как старая пакля, в крошащихся серых лохмотьях, в земле, каких-то корешках, паутине… Только глаза горели тёмными гранатами — живые глаза вампира на лице, почти не отличающемся от черепа.

Вампирским ладаном и мятой от неё не пахло совсем, но и гнилью не пахло тоже. Когда бедолага шевелилась, я чувствовала сухой запах пыли и чего-то… библиотечного, что ли. Вроде запаха старых фолиантов и усыхающей кожи.

Мумия с заметным трудом отвесила странный и сложный поклон, похожий на танцевальное па, — и вдруг сказала неожиданно чистым и звонким девичьим голосом:

— Великодушно прошу простить меня, прекрасная леди. Отсвет Дара привёл меня в этот дом. Я ощутила Дар и в нижнем этаже, но не посмела показаться в обществе мужчин в таком виде. Ах, дорогая леди, я понимаю, как это чудовищно!

Манера говорить у неё была странная… как будто перелесская, но не совсем. Необычный