Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа Страница 15

А затем, однажды, месяц спустя, прямо посреди торжественной Гражданской Ассамблеи Содружества в момент выступления самого маршала Дюрана, приглашенный в президиум магистр Го тихо встал со своего места и, не переставая вежливо кланяться направо и налево, взял, да и ушел себе прочь, никому ничего не объяснив. Чем весьма и весьма напакостил устроителям в смысле парадной победоносности их мероприятия. После магистр сделал заявление на местном пекинском городском канале, и заявление то немедленно было растиражировано по Всемирной Сети. Дескать, лично он, доктор Го Цянь, вовсе не имел в виду никого оскорбить, тем более заслуженного маршала Дюрана в день его собственного чествования, но только скромным своим уходом желал указать на возможную опасность, о коей правительства Содружества Семи Держав могли и позабыть или попросту упустить из виду. На вопрос, в чем же глубокочтимый доктор видит эту саму опасность, магистр Го Цянь ответил без обиняков. Нехорошо, если почтенная Конгрегация, почивая на лаврах, позабудет о самой цели своего создания, превратившись в диктаторски настроенную полувоенную, полуполицейскую хунту. И вместо неусыпного бдения за правом каждого гражданина системы на здоровую и долгую жизнь примется вмешиваться в насущные дела Содружества, политические, армейские и финансовые. То есть пожелает стать как бы восьмой невидимой силой, оным действием нарушая и без того зыбкое равновесие крупнейших весьма влиятельных и весьма честолюбивых держав.

Маршал Дюран оскорбился, сделав ответное заявление в очень грубых, свойственных скорее солдафону, чем доктору медицины, и крайне вульгарных выражениях. Сама Конгрегация немедленно выпустила меморандум-обращение ко всем семи правительствам Содружества, публично провозгласив, что всегда преследовала лишь самые чистые и гуманистические цели, а, к примеру, о тайном контроле и влиянии никто из руководства КГ даже не помышлял. Доктора Го полили грязью с ног до головы, обвинили в паранойе и маниакальном человеконенавистничестве, кто-то из окружения маршала, из числа особенно прытких адъютантов, потребовал от магистра всенародного покаяния. А доктор Го Цянь, сказав все, что хотел сказать, равнодушно безмолвствовал, единственно взял в университете академический отпуск для создания очередного метафизического труда. Впрочем, вскоре вопли разгневанных врачей-воителей и их прихлебателей мало-помалу заглохли сами собой.

Но скромное выступление доктора не прошло даром. В Содружестве тоже не дураки сидели. Собачья травля шла своим чередом, когда главы Семи Держав уже принимали меры. И как вонючий ушат с помоями обрушили на Конгрегацию регламентирующий указ: запрет на военные чины для всего руководства, передача боевой техники и человеческих армейских резервов под эгиду правительства каждой территории, маршала Дюрана – в почетную отставку, само КГ поступало в контрольное ведение Верховного Прокурора. После этого Западный, Великоросский и Восточный Стратегический союзы тут же перегрызлись, кому чего достанется, маршал Дюран едва не поднял восстание, КГ объявила указу бойкот, дело чуть не окончилось вселенским мятежом. Только тогда все до одного поняли, что исключительно благодаря тихому пекинскому доктору удалось избежать глобальной опасности для мирного равновесия системы. Что хватись чуть позже, и многоголовую воинствующую гидру набиравшей силу Конгрегации уже не смогли бы нейтрализовать столь бескровным, пускай и шумным способом. Разумеется, доктору Го никто доброго слова не сказал, не то чтобы выразил благодарность.

Отныне всякий раз, когда в ответ на совершенно ясный и однозначный вопрос магистр Го Цянь учтиво замолкал, державные умы в тревоге ждали неприятного подвоха. Даже если доктор Го отказывался говорить совсем. Это означало только, что не стоит попусту тратить слов, ситуация не настолько сложна, чтобы претендующие на всезнание правительства не смогли найти решения самостоятельно. И как правило, находили.

А потом стыдились собственного неразумия. Уж конечно, это не добавляло особенного чувства горячей любви по отношению к доктору Го Цяню. Со временем он стал как бы знаменитостью с отрицательным знаком, горькой пилюлей, от которой рады бы отказаться, но никому не охота помирать. Хотя у доктора Го со временем сложился и свой собственный круг почитателей. Ученые, занятые реальным делом, а не трибунным словоблудием, верные ученики, плюс тайные поклонники его гения, отличавшиеся интеллектом выше среднего, да и просто неглупые, здравомыслящие люди, считавшие: если у них самих не хватает на все про все мозгового вещества, то очень хорошо, что на свете есть такой доктор Го Цянь. К числу последних относил себя и Арсений Мадянов.

И вот теперь легендарный человек стоит перед ним и учтиво кланяется, словно в его жизни никогда не было большего счастья, как познакомиться с доктором Мадяновым, о существовании которого знаменитый магистр до сего дня наверняка не имел ни малейшего понятия.

– Неужели вы все-таки решились? – закончив представительские церемонии, спросил китайского магистра Эстремадура.

– О, не так! Это, наконец, решился Совет, а мое желание присоединиться к вам осталось совсем неизменным, – с приятной улыбкой ответил ему доктор Го.

– Значит, вы окончательно летите с нами?! – с нескрываемым восторгом всплеснул руками Эстремадура. – Я сейчас прямо готов напиться от счастья!

– По-моему наблюдению, вам хватит уже, мой мальчик, – с лукавой смешинкой ответил сеньору Рамону магистр. – Лучше поведайте мне, как скоро я смогу разыскать уважаемого Командора нашей экспедиции. Не осмеливаюсь просить вас отрываться от приятного времяпрепровождения…

– Ну что вы, что вы! Для вас, высокочтимый коллега, я согласен голыми руками дезинфицировать станционный мусоросборник, не то что!.. А впрочем, я готов немедленно идти!

Сеньор Рамон спешно сунул палец в голограмму счетной кассы, от радости заплатив за всю честную компанию.

– Если позволите, я с вами!.. То есть если не стану помехой! – постарался напроситься Арсений, так как перспектива остаться тет-а-тет с изрядно захмелевшей Кэти Мелоун его совсем не вдохновляла.

– Как раз наоборот! – с энтузиазмом отозвался сеньор Рамон, кажется, он слегка неловко чувствовал себя в подвыпившем и непрезентабельном виде подле великого человека, и разбавить компанию совсем не считал излишним. На что, собственно, и сделал расчет доктор Мадянов.

Из отрывисто краткой и не самой содержательной беседы по дороге к временному командному отсеку пирата Хансена все же Арсений успел уловить главную суть. Магистр Го Цянь, как оказалось, изначально высказал намерение присоединить свою особу к членам экспедиции «Пересмешника», однако до последнего времени дожидался решения Совета Рациональной Экспансии. Палки в колеса усиленно вставляла и злопамятная Конгрегация, потому доктору с благочестивым терпением и упорством, достойным самого далай-ламы, пришлось долго доказывать, что он в свои семьдесят два года ни в чем не уступает принятому стандарту биологического возраста в сорок лет. То есть по всем параметрам Табели Долголетия подпадает под разрешительную статью о дальних космических исследовательских походах. И все равно его стойкость испытывали до последнего, лишь сегодня утром он получил в штаб-квартире Совета нужное разрешение, после чего тут же вылетел с местного космодрома в пригороде Абу-Даби, где, как известно, сия штаб-квартира и находится. Теперь ему необходимо зарегистрировать словесное согласие Командора, что, по сути, являлось пустой формальностью, потому как он уже имел панорамный контакт с Хансеном, но необходимо присутствие свидетелей для придания всей процедуре видимой законности. А в этом смысле доктор Го Цянь соблюдал непреклонную решительность. Закон есть закон, даже если от него остается голая буква и ничего кроме.