Дом Одиссея - Клэр Норт Страница 16

Есть дела, которыми может заниматься только царица.

Точнее, есть дела, которыми царица старается заниматься на виду у всех, чтобы никто и подумать не мог, что она не выполняет как следует своих царских обязанностей.

Вскоре после того как солнце целует небо в самую макушку, оставив Электру стеречь исстрадавшегося брата, Пенелопа возвращается в жалкий «город» на холмах, который жители Итаки именуют столицей. Его пересекает всего одна хорошая дорога, по которой процессии жрецов обычно тянутся с мучительной неторопливостью, чтобы успеть достаточно торжественно произнести все свои молитвы на таком коротком отрезке пути. От этой единственной дороги ответвляются тропинки и ступени, вьющиеся вокруг потрескавшихся зданий и крохотных хижин, словно кривые зубы вырастающих из земли и опирающихся друг на друга. Вокруг поселения нет защитных стен, но вот дворец Одиссея был обнесен ими еще при отце Лаэрта, по большей части чтобы впечатлить путешественников и насмешливых поэтов, которые, рассказывая об Итаке, утверждали, что все жители там воняют рыбой и говорят разве что о козах.

– Идите и поведайте всем, что хоть мы и впрямь ценим коз, как и мидию-другую к обеду, но это и придает нам бесстрашной удали и живости ума! – провозгласил отец Лаэрта, и вот поглядите, пришлось ли его потомкам платить свою цену за распространение этой идеи.

Фрески, украшающие дворец внутри – по крайней мере, в тех местах, куда могут сунуть нос любопытствующие, – когда-то изображали Лаэрта на «Арго», доблестного царя-воителя, отправившегося в путь с величайшими героями Греции. Но соленые ветра с моря разрушают даже самую лучшую роспись, поэтому Пенелопа воспользовалась услугами известных в узких кругах художников из умеренно цивилизованных уголков земли, чтобы освежить белые, красные и черные мазки штукатурки так, что теперь они изображают деяния ее мужа. Здесь Одиссей пронзает злобного дикого кабана, там Одиссей бьется под стенами Трои или сражается, защищая тело павшего Патрокла. В пиршественном зале, где собираются на свои пирушки женихи, в основном изображен деревянный конь, и Пенелопа велела дворцовым плотникам даже вырезать конские головы или обозначить линиями тела коней на любой декоративной поверхности, которую они найдут, одновременно и как дань уважения Посейдону (которому на это плевать), и как ненавязчивое напоминание всем гостям о хитрости ее отсутствующего мужа.

А где же сейчас сам Одиссей?

Вот же он, нежится в объятиях Калипсо на ее крохотном островке, окруженном бушующими морями; а она потрясающая любовница. Он, безусловно, распален доставляемым ей удовольствием, но он ненавидит ту власть, которую она имеет над ним. И в те моменты, когда Одиссей не с ней, он сидит на скале, обращенной (по его мнению) в сторону Итаки, и рыдает. Это что касается Одиссея. От меня ему светит разве что сочувственное похлопывание по плечу, в случае если я дам себе труд вспомнить о нем.

В покрытых фресками залах этого дворца вам не найти множества деталей, составляющих истинное царское убранство. Здесь нет золотых ванн, в которых завоеватели плещутся, ублажаемые своими наложницами; явно недостает легких, развевающихся занавесей, из-за которых в неурочный час раздается кокетливое хихиканье очаровательной служанки; ничтожно мало пуховых перин в укромных уголках, пахнущих жасмином и медом, – зато полно комнатушек с жесткими настилами, стоящими вплотную, чтобы разместить наибеднейших женихов и низших служанок. Благовония должны гореть в жаровнях каждое утро и каждую ночь, даря легкий цветочный аромат летом и богатый древесный – зимой, а тихий звук флейты, доносящийся из тенистого уголка где-то в обширных виноградниках, будет приятным дополнением в любое время года, но особенно долгими жаркими вечерами, когда ветерок с моря подхватывает отдельные ноты, или глубокой зимой, когда его северный собрат хлещет землю. Длинные коридоры с высокими колоннами, за которыми мелькает тень скрытного любовника, просто необходимы. Тяжелые двери, закрывающиеся с глухим стуком и позволяющие насладиться ночным уединением, тоже очень нужны порядочному дворцу. А вот стены не должны быть настолько толстыми, чтобы нельзя было услышать стон восторга из соседней комнаты, но достаточно толстыми, чтобы невозможно было догадаться, откуда этот стон раздался.

Однако здешний дворец очень похож на город: путаница странных тупиков и лестниц, ведущих в непонятные углы, комнаты, достроенные и поделенные, а потом снова достроенные, так что все сооружение, разместившееся на краю утеса, не растет, а скорее медленно, самоубийственно сползает вниз. По утрам здесь пахнет свиньями, копающимися на заднем дворе, днем – рыбой, которую потрошат на кухне. Ночью его наполняет рев пьяных мужчин, которые уже даже не притворяются женихами, а просто набивают животы мясом и хлебом, словно надеясь подчинить царицу Итаки, истощив ее запасы еды; а когда ветер дует с востока, запах навоза и компостных куч, вплывающий сквозь незакрытые окна, настолько силен, что, клянусь, может лишить пыла самого настойчивого любовника.

Короче, это помойка. Только возможное присутствие заморских гостей, которых привлекает бурная торговля, идущая через порты западных островов, может соблазнить меня хотя бы взглянуть в эту сторону: вдруг увижу огненноволосого варвара с севера, в мехах и с грудью колесом или прекрасного представителя южных земель с кожей цвета полуночи и глубоким, завораживающим голосом, торгующегося на десяти языках, а слова любви шепчущего на сотне.

«Придите ко мне, – шепчу я этим чужеземцам. – Бросьте свои торговые суда и возлягте со мной на постель из цветов. Земля здесь ровная и мягкая, а худшее время года нежнее, чем ваше палящее солнце или обжигающий мороз. Вы далеко от земель ваших богов; будет разумно оказать почет сильнейшим из здешних. Восславьте меня».

Иногда они прислушиваются, порой – нет, не видя из-за привычных им обрядов и молитв предложенного мной приятного способа вознести хвалу. Вот и один из них – смотрите, вот он. Этот мужчина приехал из далекого-далекого Египта ухаживать за царицей Итаки. По его словам, его послал сюда брат, торговые дела которого зависят от потока янтаря из северных портов, и эти дела безопаснее вести, заручившись поддержкой западных островов. Это ложь, но во всех остальных вопросах он удивительно честен. Его темные кудри вьются вокруг лица цвета заката, а наряд все больше напоминает одеяния греков, с которыми он проводит время, но на запястьях и предплечьях его золото как напоминание о состоятельности хозяина. Когда он во дворце, при нем нет оружия – в знак уважения к хозяйке. Но нынче днем он прогуливается, как прогуливался прежде не раз, вдоль остроконечного хребта Итаки, глядя на юг, чувствуя свистящий в ушах ветер, мысленно пребывая сразу в двух местах: на родине, так давно покинутой, и здесь – по причинам весьма для него неожиданным.

Его имя Кенамон. Когда-то он гулял по этим холмам с сыном царя и успел завоевать расположение Телемаха до того, как парень втайне уплыл на поиски отца. Теперь он гуляет в одиночестве, не считая тех редких и оттого еще более драгоценных моментов, когда натыкается на кое-кого посреди скудных пастбищ и кривых оливковых рощиц. Он и не думал, что его сердце когда-нибудь затрепещет от любви. Какими наивными бывают мужчины! О нем стоит как-нибудь поговорить подробнее.

Сейчас, однако, нам предстоит другое дело. Пенелопа возвращается во дворец, и Эос – вместе с ней: верная, как всегда, Эос. Если спросят, где она была все утро, у Пенелопы готов извечный благочестивый ответ: «Я бродила по утесам и плакала по моему пропавшему супругу». Или, возможно, если ее выведут из себя те, кто постоянно вынюхивает, куда она ходит на своей земле: «Меня так переполнила скорбь по пропавшему мужу и блуждающему на чужбине сыну, что я рухнула на землю, разорвала одежды, изодрала грудь в кровь. О горе, не говорите со мной, иначе снова начнется лихорадка!»

В первый раз озвучивая это объяснение, она немного ошиблась с тоном, и слушателям пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить сердитое нетерпение в ее голосе глубочайшими женскими страданиями. Теперь она выдает эти слова быстро, не прикладывая особых усилий, и люди с улыбкой кивают и говорят: о да, это наша Пенелопа, именно так. Хорошая порция воплей