Александр Талал - Влюбиться в эльфа и остаться в живых Страница 17

– А мне по фейдеру. Я в судьбу верю.

Николай покосился на Дюшу почему-то с уважением. В большинстве своем Дюша милицию не очень любил и под пристальным взглядом капитана заерзал.

– Андрей. Диджей, – представился он.

– Николай. Капитан милиции.

После неловкой паузы Дюша поднял в воздухе ладонь, рассчитывая, что Николай хлопнет по ней своей ладонью в нерусском приветствии «хай-файв», и приободрил его:

– Джага-джага.

В ответ Николай Петрович тоже приподнял ладонь, имитируя Дюшин жест, но хлопать ею ничего не стал, не зная нынешних обычаев. В результате новые знакомые замерли с руками кверху, как будто клялись на Библии в голливудском фильме про судебный процесс, или как два индейца в почтительном «хау». Подумав, Николай добавил самое хиповое словечко, какое мог сочинить:

– Шизгара.

Руки опустились. Издалека дворничиха наблюдала за ними ошалело, чиркая метлой по собственным ботинкам.

– Постригся бы, что ли, – посетовал Николай. – Мужик же. Позор.

Дюша деловито кивнул, как бы уважая идиотское мнение старшего.

– Мы существуем в мире, где длина прически вызывает наименьшее количество позора по сравнению с другими проблемами. Но вы меня не слушайте. Я – человек неумный. Я, может, сейчас что-то не то говорю и сам не знаю.

Николай призадумался над другими проблемами. Диджей и следователь долго и молча скрипели качелями.

Женя и не подозревал, что Московский государственный университет занимал такую обширную территорию. Сначала над ним подшутили, отправив в цирк на проспекте Вернадского. «Физиков расплодилось, факультет искусств преподает, где может», – пояснил самодовольный студент юридического, но в цирке Женю обругал нетрезвый клоун и послал обратно. Он едва не опоздал к окончанию лекции, и, когда вбежал в нужное здание на последнем издыхании, навстречу ему уже вывалилась из аудитории бойкая толпа искусствоведов, в основном девочек, с Катей Бурмистровой в серединке. Необыкновенная девушка с Чистых прудов, у которой теперь было имя, шутила с подругами как ни в чем не бывало и была в центре внимания. Она шла прямо на него, пока еще не замечая. Сомнения накинулись на Женю сворой и принялись его терзать. Он снова почувствовал, что лезет не в свой мир и делает это так же нелепо, как если забраться в грязных сапогах в мраморное джакузи с шампанским. Юркнув в сторону, Женя принялся изучать стенгазету с программой на день физика.

Ты – не наш… Ее отец в охране влиятельного бизнесмена… Она танцует балет… Не наш. А чей я? – рассуждал Женя. Легко и просто определить, кто ты НЕ. Особенно со стороны. Особенно когда определение выведено по неизвестным меркам, по надуманным внутренним правилам эксклюзивной группы, сочиненным кем-то когда-то ради утверждения этой самой эксклюзивности и радостно и безоговорочно принятым последующими поколениями. Много лет назад полузнакомый мальчик во дворе спросил Женю, есть ли у его папы машина. Уже подозревая, что за это его как-нибудь обзовут, Женя ответил, как есть на самом деле. «Значит, ты – несостоятельный», – задрал нос полузнакомый мальчик и отправился поведать об этом остальной общине в песочницу. Не зная точно, что означает такое заявление и какие последствия оно будет иметь в его жизни, Женя ходил под впечатлением еще несколько дней, пока все не разъехались в лагеря или с родителями в Сочи. Похожее послевкусие возникло снова много позже, у входа в ночной клуб «Че Гевара», куда его отказались впустить. Женя поинтересовался почему, на что охранник самодовольно провозгласил: «Без объяснения причин», – явно упиваясь этой коронной фразой и сопутствующим ей безграничным полномочием. Каждый отхватывает власть, где может и как умеет.

Неужели я так плохо одет, что от меня только бегом? Женя оглядел штаны и ботинки. Неважно одет, конечно. Не «хот кутюр», как говорят в Молдавии. Но жить без объяснения причин он был уже не готов. Пускай ничего не светит, ладно, это он может принять. Но пусть мне скажут в лицо! Иначе нечестно выходит. Надо называть вещи своими именами. Если ты отбросила кого-то в кузов, будь добра, озвучь, что считаешь его груздем!

На этой волне азарта Женя припустил вслед за Бурмистровой, которая уже попрощалась с подругами, отвадила пару-тройку ухажеров, набивавшихся в провожатые, и направлялась одна в сторону проспекта. Осталось подобрать слова. Он долго шел за ней, соблюдая конспиративную дистанцию; слова не подбирались. Их в русском языке вдруг оказалось ничтожно мало, и все неподходящие, неточные. Как она поведет себя, снова увидев Женю? Непредсказуемо. Она поведет себя непредсказуемо – вот тут слова находились вполне себе конкретные – об этом свидетельствовала их первая, сегодняшняя встреча. И потом – девушка совсем недавно потеряла отца. Есть ли у нее кто-то еще? Мать? Братья, сестры, бабушки? «Я же про нее ничего не знаю…»

Женя не заметил, как начало смеркаться, как он оказался в парке на Воробьевых горах и как Катя замедлила шаг, оказавшись в трех метрах перед ним. Женя обмер, вспотел и присел на корточки, притворяясь, что возится со шнурками, чтобы снова отстать. Но было поздно. С ним заговорили тихим, холодным, низким голосом.

– Что тебе от меня надо? Тебе что, закон не писан?

Подняв лицо в свет фонаря, Женя нарисовал на нем удивление. Катя остановилась, но стояла к нему спиной, руки в карманах плаща. Диалог пошел, теперь проще.

– Я вообще-то обычно на красный не перехожу, – Женя выпрямился и хотел подойти поближе, но Катин голос стал еще жестче:

– Стой там.

Женя замер.

– Я просто познакомиться хотел.

– Что хотел?! – эта фраза вызвала у Кати такое неподдельное изумление, что она сама нарушила созданные ею же правила и развернулась к нему. – Зачем?!

– Ну… Зачем знакомятся?

– Ты откуда такой взялся? С Луны свалился? Тебя убьют, а меня накажут, вот и все знакомство!

– Кто накажет?

Словно в подтверждение Катиных слов, между ними втиснулись трое, возникшие неожиданно из сумерек. Долговязый в картузе угрожающе насвистывал. В Женином сознании всплыла сцена десятилетней давности в ЦПКиО; только теперь родители не придут на помощь. Возможно ли, что это – одни и те же люди? Ни шрама на щеке, ни выбитых зубов тогда не было, и, кажется, их было четверо.

– Привет, Кать, – сказал долговязый, пока беззубый крепко взял Женю за капюшон и держал как на поводке. – Ты иди. Мы от Макара Филипыча. Все будет нормально.

– Отойдем, поговорим? – беззубый потянул Женин пуловер.

Катя помялась и впервые, как показалось Жене, посмотрела ему в глаза без – чего? Страха, ненависти, презрения? Без той странной эмоции, для которой он тоже затруднялся подобрать слово.