Goblins - Свартхевди - северянин Страница 18

Возьму себе, мне нужнее.

К этому зелью, она обычно варила еще зелье Светлых Глаз: оно обостряет внимание, улучшает зрение — самое то, для тех, кто в погоню за кем-либо собирается. Ночью с ним, опять же, видишь хорошо, что полезно также и кормчим, и разведчикам, их и покупали сразу оба отвара разом обычно.

И где оно?

Оно мне тоже надо, сам не выпью, так продам, зелья работы Хильды должны стоить немало. Где? И третье зелье, что организм чистило от всяких гадостей, ему ненужных, и помогало восстановиться после первых двух, а заодно могло послужить и противоядием, где все?

В мешке Квиста обнаружилась еще одна баклажка, я вынул пробку, нюхнул и сморщился.

Бабушкина зимняя брага, вот что это такое оказалось. Она и обычную брагу делала хорошую (даже от запаха отвратного почти избавлялась как-то), но зимняя у нее получалась особенно хороша. А всего делов — профильтровать, потом выставить на мороз кадушку, подержать ее там несколько часов, и выкинуть потом лед, который сверху образуется, и повторить при необходимости. Это как выморожень из пива делать — принцип тот же. Так вот, в завершении сего процесса получалась у бабули такая косорыловка, что била в голову не хуже боевого молота! Эту ее продукцию в борге знали и любили, и по возвращении из удачного похода на ватагу всегда покупались у Хильды пара-другая бочонков.

И никто потом не удивлялся при виде славных воев, ползающих на карачках, братающихся с воротными столбами, и засыпающих в самых неподходящих для этого местах, вроде собачьей будки или компостной кучи. Как же: люди с моря уставшие, да и бабушка постаралась — одно к одному… Олаф, как-то на спор выдул несколько пинт подряд, так рассказывал потом, что ему сам аса-Тор явился, во всем своем грозном великолепии. Думаю, еще кружка-другая сверху, то Тор бы ему и молот свой бы завещал, наследником своим назначив…

— Где остальное — вопрошаю я Скафти, показывая ему емкость с «Волчьим Бегом» — Еще две фляги должно быть! Говори, паскуда!

— Пошел ты в… хххуууухххууухххууу… — трудно ругаться, когда тебе метко и очень больно бьют в живот — Ааахххх, нет больше ничего… Браги немного, и все…

— Должно быть еще. Выпили?

— Нет, что взяли, то и есть.

— Взяли? Сами? Ограбили Хильду? — как-то с души отлегло, не предала меня наставница, позор мне, что сомневался — Не ври мне, скотоложец, я ведь колдун, ложь чую (вранье, конечно, но для красного словца…). Ограбили бабку?

— Отцовы запасы старые это, отстань от меня, Конь, — проскрипел собеседник — Хильда батю на порог даже не пустила, как он ей сказал, зачем пришел…

— Ладно, живи.

Проверив узлы и обнаружив на ремне, связывающем его запястья царапины и потертости, дал ему в ухо, для порядка, и попросил глупостей не делать. А то я нынче нервный, могу ему и отчекрыжить секирой ненужное, далеко выступающее.

При попытке к бегству или нападению.

Ничего ценного или полезного у братьев больше не обнаружилось, за исключением доброй связки сушеной рыбы и хорошей объемистой кожаной фляги с водой. Это все я переложил к себе — чистая водица в болоте лишней не будет, да и на поиски еды времени тратить не стоит.

— Сколько вас было, и где остальные? — вопрошаю вежливо Скафти — Лучше добром скажи, а то, смотри, сцежу с тебя крови пару горстей, да прокляну весь твой род по крови. Семь поколений удачи лишится! А чтоб тебе жизнь пивом не казалась — прокапаю твоей кровушкой дорожку к болоту, вот тебе ночью-то весело станет, когда за душой твоей твари болотные явятся. Тут и оставлю вас — заживо сожрут, как стемнеет, обоих.

Никогда никого не пытал.

Олаф и батя рассказывали, правда, как это делать. Но это все в теории, а ножиком земляка ковырять — удовольствия мало. Вот и приходится пугать.

— Хель тебя забери, Конь — Скафти скривился — Дерьмо ты собачье, дерьмо и есть… ууууххххуууугххх…

— Ближе к делу, сын козла, не трать мое время. А то смотри — я многозначительно повертел ножом перед его рожей — Сделаю, что сказал!

— Пятеро еще, — он ухмыльнулся разбитыми губами, едва восстановив дыхание после очередного тумака — И они скоро будут здесь. Мы метки оставляли, как след твой взяли, от берега, когда ты из реки вылез. Поймают тебя, Конь, в кисель тебя замесим… Я с удовольствием на твоей смазливой морде попрыгаю…

Нда. Пятеро. И все сюда явятся — я тропу натоптал будь здоров, да еще и эти уроды путь отметили.

— Кто эти пятеро?

— Друзья моего отца! Грим Безземельный, Хрюм Бородатая Секира, Соти Окорок, Халли Весло, — тут он снова ухмыльнулся — и Хакон Гудллейвссон.

Погано.

Хакон — младший брат Синфьотли. Тоже более лесной житель, чем пенитель сельдевых троп, очень хитрый и осторожный человек, вдобавок здорово владеет луком. На редкость злопамятный человек сам по себе, а я еще и убил его брата…

Валить отсюда надо. Ноги в руки — и валить. Мне и так люто повезло, что первыми на мой след вышли Финнсоны и Синфьотли — два тупых дренга и лишь один опытный хирдман, и того я отправил в гости к Хель еще на подходах. Остальные пятеро — мужи тертые, бывалые. Их я так легко не возьму.

Чтобы эти два красавца, как освободятся, не попытались рвануть за мной, дабы свершить праведную месть и вернуться с победой, я стянул с обоих братьев сапоги, и не поленился дойти до края острова, где и утопил обе пары обуви в глубоком бочаге. Босиком не больно побегают! После чего воткнул в ствол дерева рядом с руками постепенно приходящего в себя Квиста нож Скафти: как оклемается — перепилит ремень. Оно, конечно, неправильно, оставлять врагам лазейку, но… Земляки же. А я сегодня уже забрал жизнь одного, и не стоит губить остальных. Иногда надо поделиться удачей, и отданное прирастет с достатком.

И вообще, у меня доброе сердце.

С тем и оставил братцев — ошалело мотавшего головой Квиста и злобно матерящего меня Скафти — одних.

Проходя через полянку, по которой мы топтались с Квистом, я остановился поправить несколько потяжелевший мешок: рыба в нем весила не так и много, но вот меч и фляги добавили несколько фунтов. Когда же снял мешок, чтобы перевязать привязанные к нему секиру и щит — глаза зацепились за странный предмет, выглядывающий из-под сбитой нашими ногами лесной подстилки. Крест с набалдашником и какой-то купол рядышком — слишком правильные очертания для ветки или корня заставили остановиться на этих предметах мой взгляд.

Я осторожно потянул предмет на себя — рукоять меча! Лезвие совершенно сгнило, а вот рукоять целая, надо же…

И не купол рядом, а череп. Старый, явно не один десяток лет тут лежит. Я пошевелил рукой чуть ниже: а вот и грудная клетка, на костях которой еще сохранились почти полностью сожранные ржавчиной остатки кольчуги. И цепочка, похоже, золотая?