Gedzerath - Стальные крылья Страница 18

Нам предстоял нелегкий день.

Глава 7. Полет на север.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Устало расправив крылья, я дал себе полминуты на передышку, паря на восходящих потоках воздуха в сторону гор.

Полет начался неплохо. Посмотреть на церемонию отбытия собрался весь Хуффингстон. Воспользовавшись поводом, жители деревушки притащили сидр, еду – в общем, устроили себе небольшой праздник в честь отбытия первой и пока единственной зимней экспедиции в обетованные земли Эквестрии. Старина Солт Креккер даже речь толкнул, возложив на мои хрупкие плечи ответственность за Деда, честь Хуффингстона и повышение урожайности злаковых культур в будущем году. Пока поднагрузившийся сидром патриарх семейства сыпал перлами народной мудрости, ко мне протолкались Скинни и Минни – сладкая парочка, застигнутая мной в амбаре. Краснея от смущения, парочка преподнесла мне подарок – перешитую куртку с длинными, до самых копыт рукавами, расшитую бисером и бахромой. Благодаря юных пони за подарок, я внутренне усмехался, представляя, как будет развеваться все это богатство на сильном ветру. Праздничную атмосферу портила только Свитти Грасс, но ее никто не слушал, предпочитая отмахиваться от надоедливой желтой пегаски, предупреждавшей, обличавшей, предостерегавшей…

Сама процедура отбытия прошла под радостные крики и стук копыт, хотя я до последнего момента сомневался, что оторву от земли фургон, под самую крышу набитый деревенскими доброхотами. Но – удалось. Это походило на подъем гири под водой – тяжело, пока не оторвешь от поверхности дна. Затем, словно по мановению руки, тяжесть исчезла, и, сопровождаемый бегущей по дороге группой жеребят, фургон отправился в свое первое путешествие по воздуху.

Мы подлетали к горам. Громады серых исполинов медленно вырастали перед нами, хищно стремясь к небесам острыми гранями заснеженных вершин. Буквально через час под нами и вокруг нас не осталось ни одной плоской поверхности. Казалось, весь мир забыл, что существуют равнины и луга – нас окружали вздыбленные грани каменных исполинов. Я чувствовал невольную дрожь при взгляде на громады серых стен – изрезанные трещинами и уступами, они казались непоколебимыми костями самого мира, проступавшими сквозь тонкое покрывало земли.

Воздух стремительно холодел. Я почувствовал запоздалую благодарность к Скинни – без его куртки мои внутренности превратились бы в ледышки буквально за пару минут! Еще бы на крылья накинуть что-нибудь… Но не зря же говорят, что задним умом все крепки. Я надеялся, что пушистые перья уберегут их от преждевременного переохлаждения и дадут мне возможность выполнить свой долг перед стариками. А о большем я пока и не мечтал.

Медленно и неторопливо дневное светило спускалось по вечернему небосклону, окрашивая небо в удивительные цвета. Мягкая желтизна, словно густой осенний мед, затопила воздух и вершины гор, оставляя подножия и склоны в наползающей на них тени. Спускаясь все ниже, солнечный диск посылал мне последние лучи тепла, словно стараясь приободрить, дать возможность пролететь еще чуть-чуть… Но вступающая в свои права ночь уже затопила подножия гор чернильной тьмой, из которой, словно зубы громадного дракона, вырастали залитые золотистым светом снежные вершины.

Лишь в последний момент мне удалось безопасно опустить наш фургон на скальный карниз. Свисавшая над ним шапка снежного наноса на мгновение блеснула ярко-оранжевым светом под последним лучом света – и пропала в затопившей горы ночи. Небо стремительно темнело, и пока я возился с тормозом и камнями, которыми для большей надежности решил обложить колеса фургона, стало совсем темно.

Пока я, охая и спотыкаясь, брел с последней парой камней к двери фургона, на небе одна за другой зажигались яркие и крупные звезды, тем не менее, не способные достаточно хорошо осветить мой путь, и лишь мерцание света в окошках нашего домика не позволило мне навернуться с края скалы. Ветер, усилившийся с приходом ночи, грозил сдуть меня в темноту, и я слышал, как поскрипывал, раскачиваясь, домик на колесах.

Зайдя внутрь, я крепко запер дверь на деревянную щеколду и с тревогой посмотрел на кровать Деда. Его шумное жесткое дыхание, казалось, стало тише, но такая частота… Мне совершенно не нравилась его одышка, а подоткнутые под спину заботливой Бабулей подушки сказали мне лучше любых слов – нужно поторапливаться.

Но лететь ночью через горы мы не могли. Как не мог я подняться выше гор или облететь их, не потеряв время, как другие пегасы. Не мог мгновенно переместиться в нужное место, в грохоте грома и блеске молний, как единороги. Но и не мог оставить Деда там, в этой небольшой деревушке, в которой не было даже собственного врача. Даже Бабуля, прикорнувшая на подушке возле кровати больного, не могла вылечить его одними своими желанием или знаниями. Нам оставалось только одно – лететь вперед.

Во власти мрачных мыслей, я стянул и вытряхнул посыпанную снегом куртку и тихо, стараясь не разбудить задремавших стариков, потопал к гудевшей в углу печке. Железную конструкцию, до боли напоминавшую старую добрую «буржуйку», намертво прикрутили к укрепленному железным листом полу, заменив решетчатую крышку цельнокованой, что позволило топить ее прямо в полете, не опасаясь вылета угольков. Наскоро перекусив остывшим овощным рагу, оставленным для меня Бабулей, я подбросил в печку еще пару поленьев, закутался в одеяло и уставился в огонь. Сон не шел. Я понимал, что с утра мне снова придется поднимать и нести на себе тяжелый фургон, бороться с порывами ледяного ветра и изнывать от чувства полной беспомощности в этих неизведанных горах… Но где-то на задворках сознания тихо звенела осенним комаром остренькая мысль – «Не ссспииии, не ссспппиииии! Хужжже будет!».

«Ну уж нет!» – Тряхнув головой, я плотнее прижал к себе гудевшие от усталости крылья, положил голову на передние ноги и прикрыл глаза – «Хватит с меня мистики! Завтра рано встав….». Додумать успокаивающую мысль мне было не суждено. Снаружи, перекрывая завывание зимнего ветра, донесся громкий, шуршащий звук. Словно наждачка, медленно ползущая по включенному микрофону, он шелестел и шуршал, заставляя стада мурашек маршировать по моей спине, как по плацу. Накинув куртку, я бездумно рванул дверь фургона… и остолбенел. На пороге, застыв в косых лучах волнующегося белого света, стояла темная фигура.

От неожиданности, я только и смог, что издать сдавленное блеянье и быстро захлопнул дверь, трясущимися копытами закрывая ее на щеколду. «Это что еще за хрень?!».