Сергей Никшич - Люди из пригорода Страница 19

– А ты почему здесь? – не очень приветливо поинтересовался Голова.

– За справкой пришел.

– За справкой ты ко мне в сельсовет приходи.

– Зачем туда, если ты здесь.

От этого диалога у Головы началась сильная головная боль. К тому же ныло и то место, к которому Гапка приложилась сковородкой. Одним словом, день начался ужасно, а тут еще и этот старик пристал как банный лист.

– Ну какую ты справку хочешь? Какую? О том, что незаконно, без паспорта в Матрениной хате живешь? Думаешь, если ты Тоскливцу в лапу дал, так ты уже у нас в селе самый главный? Такую справку ты хочешь?

– Я и так знал, что ты подслушивал… соглядатай! – гневно отвечал ему сосед. – Мне… нам… справка нужна, что мы тут уже пять лет живем… А я в этих местах уже лет сто околачиваюсь, так что выдай нам справки, а за это тебе ничего не будет и никто ничего не узнает… так вот.

– Так ты ко мне в дом меня пугать зашел! – зашелся в крике Голова.

– Не ори, младенческое у тебе сделается…

– Шутить! Шутить он будет, – забрызгал слюной обычно незлобивый и отходчивый Голова. – Лет сто… Тоскливец пусть тебе дает справку…

– Так печать-то у тебя… Кроме печати, у тебя – ничего, одна придурь…

От этих слов у Головы помутилось в голове, и он опять впал в забытье. Гапка бросилась к телефону, а нахальный старик как-то незаметно исчез, словно его никогда тут и не бывало.

Гапка кое-как отходила Голову, уговорила его остаться дома в постели и даже сама вызвалась позвонить в сельсовет, сказать, что у него грипп. Проделав все это, Гапка, а в это утро она была ну просто писанная красавица, навела марафет и исчезла так же незаметно, как и старик. Трусики в розочку – она их почти не снимала и даже в них спала, хотя они ей и жали, потому что догадывалась, что именно они вернули ей молодость, заставляли кровь бурлить в жилах и позволяли смотреть на жизнь совсем иначе. Одно только обстоятельство беспокоило Гапку – свояченица, которой она имела глупость рассказать про трусики, прицепилась к ней как репей и не давала проходу – все уговаривала дать ей трусики хоть на пару минут. Гапка, понятное дело, и на секунду не была способна с ними расстаться, потому что боялась, что стоит ей отдать их в чужие руки, и старость опять наброситься на нее, испещрит морщинами лицо и руки, заставит усохнуть белое, полное жизненных соков тело, при виде которого даже заезжие из города молодчики принимались подкручивать усы и нервно причесываться. Но свояченица наседала изо всех сил, и Гапка – она была женщиной по-своему доброй и сострадательной – начинала понимать, что рано или поздно ей придется свояченице уступить.

Но в это утро она собиралась на рандеву к Тоскливцу, которого считала человеком тонким и нежным и к которому прониклась симпатией еще даже до того, как помолодела.

А в это утро Тоскливец поджидал ее у себя – он позвонил Маринке и сказал, что у него «скрутило поясницу».

Итак, Тоскливец поджидал Гапку, рассчитывая недурно провести время, пока Голова будет ругаться с односельчанами – без ругани Голова не мог подписать ни один документ, ибо боялся ответственности, как черт ладана. И пока Тоскливец, сидя на постели в одном исподнем, распалял свое воображение всякой похабщиной, Гапка брела к нему сквозь густой туман, который опять окутал Горенку холодной белесой пеленой. И тут – надо же такому случиться – Гапка лоб в лоб столкнулась со свояченицей, завидущие глаза которой вмиг обшарили красавицу Гапку. Обсмотрев всю ее пышную красоту, свояченица, ее, кстати, звали Наталкой, схватила ее за груди и, убедившись, что они настоящие, закричала жалобно, как смертельно раненный лебедь: «Пощади!!!». Сердце не камень, к тому же густой туман прикрывал их, словно ширмой, и расчувствовавшаяся Гапка тут же посреди улицы сняла-таки знаменитые свои трусики и вручила их свояченице как награду за верную дружбу.

– День поноси, а вечером отдашь. Да не забудь. И, смотри, никому ни гу-гу, а то потеряют они свою волшебную силу, нутром чую…

Свояченица впопыхах напялила трусики и, едва попрощавшись, заспешила к себе, чтобы уткнуться в зеркало и ждать чуда.

А Гапка потащилась дальше по дороге жизни, которая на сей раз привела ее к Тоскливцу, он тут же набросился на нее, как изголодавшийся коршун, не веря до конца своему счастью. И они еще долго ублажали бы друг друга, если бы в потной руке Тоскливца, поглаживавшей тугие формы, не оказалось вдруг что-то напоминающее сухофрукт. И тут перепуганный Тоскливец обнаружил, что сказка закончилась и чудесная Гапкина красота опять покинула ее под натиском зловредной старости – в объятиях он сжимал старуху.

Человек менее обстоятельный и рассудительный, чем Тоскливец, тут же вытолкал бы ее за дверь, но Тоскливец, во-первых, наученный горьким опытом, а во-вторых, познавший Гапку молоденькой, тут же сообразил, что молодость может таким же загадочным образом к ней возвратиться и поэтому ссориться с ней ему не на руку. И поэтому он, не подав виду, продолжал любезничать с Гапкой и даже, себе в убыток, предложил ей кофе. И при этом (вот дикая и хитрая душа!) старательно загораживал от Гапки единственное в его берлоге зеркало, впрочем, такое замызганное, что рассмотреть что-либо в нем было решительно невозможно.

Вскоре Гапка покинула Тоскливца в самом что ни на есть чудесном расположении духа и направила свои стопы к свояченице, решив, что с той и так хватит молодости, а к тому же Гапка весьма переживала за свои трусики. Но стоило ей выйти из дома Тоскливца, она опять оказалась в молочной пелене – хоть день на дворе был уже в самом разгаре, проклятый туман слепил глаза и так и норовил завести православную душу куда не надо. Гапка решительно перекрестилась и отправилась к Наталке, чтобы отвести душу, согреться за чаем – Наталка была большой мастерицей подмешивать в чай всякие травы и печь куличи, и самое главное поскорее натянуть на себя полюбившиеся трусики. Гапка спешила изо всех сил, но улица, околдованная туманом, вдруг свилась в кольцо и Гапка прошла ее раз двадцать пока догадалась, что нечистая сила водит ее по кругу. Тогда она стала стучаться в дома, но никто ей не отвечал, и вокруг слышался только собачий лай, приглушенный туманом. Неожиданно кто-то включил те несколько фонарей, которые с легкой руки Головы украшали центральную улицу, но и они не помогали – белесые клубы облепили желтые шары и принялись еще пуще прежнего слепить прохожих. А тут на свою беду Гапка решила было проверить, на месте ли ключи, и засунула руку в ставший вдруг просторным лиф и тут же с воплем вытащила ее обратно – ключи были на месте, но… ее тело! Оно усохло! Гапка решила, что нужно бежать, чтобы не погибнуть на радость нечистой силе прямо в центре села, к тому же Гапка надеялась, что ноги, быть может, приведут ее к Наталке.