Александр Башибузук - Хроники Горана. Прознатчик Страница 2

— Как тебя звали раньше, я не знаю, — Малена плюхнула половник дымящегося, источавшего дивный аромат мясного варева в большую глиняную миску. — А сейчас тебя зовут Гор.

— Гор… — я попробовал проговорить это имя, словно пробуя его на вкус. — Гор… А кто этот Гор… был?..

— Дурак, — категорично выдала Малена и с хрустом раздавила несколько зубков чеснока, придавив их клинком своего тесака к доске, на которой рубила хлеб. Собрала остро пахнущие комочки на лезвие и аккуратно, поровну распределила по мискам. После чего посмотрела на меня и еще раз повторила, на этот раз, добавив определений: — Дурак. Слабоумный. Тупой. Лишенный разума. — Девушка помедлила и с некоторым самодовольством добавила: — Раньше был…

— Поясни… — Я себя в этом обличье не ощущал дураком. Совсем наоборот, мысли отличались невиданной ясностью.

— Ты встаешь? — сквозь голос Малены опять проскочили нотки нетерпения. — Да вставай же ты…

Мысль о том, что надо встать, резанула непонятным страхом, впрочем, мгновенно сменившимся такой же непонятной уверенностью. Встать? Да это же просто… Мозги подали команду телу, и оно послушно встало. Упруго, быстро и ловко — как отлаженная, хорошо смазанная машина… Господи!!! Я краем глаза уловил свое отражение в большом зеркале, обрамленном резной причудливой оправой. Повернулся — и чуть не потерял сознание… На меня смотрел молодой мужик с рублеными, немного резковатыми чертами лица — совсем молодого лица, если бы не сеточка морщин, тянувшаяся от уголков глаз. Целая копна волнистых русых волос, саженные, чуть покатые плечи, мощная шея… Это я? Я? Да как?..

— Что, нравишься сам себе? — Ко мне подошла Малена и по-хозяйски, как свое имущество, похлопала по спине. — Да-а… — протянула она, — всем хорош был Гор, окромя головы своей пустой. Но этот недостаток я исправила. Кажется, исправила.

— Спасибо. — Мое сердце выбивало бравурные марши, но разум, на удивление, остался холоден. Напрочь пропали беспокойство и сомнения, а страх сменился ледяной уверенностью.

— Отработаешь, — обыденно бросила девушка и добавила: — Обязательно отработаешь. А теперь пошли есть. Вечереет, пора уже.

Я прошлепал босыми ногами по тканым половикам, остро ощущая каждый узелок, каждую ниточку, и сел на табурет возле мощного, сбитого из тесаных плах стола. Деревянная, потемневшая от времени ложка зачерпнула дымящейся жидкости, покрытой янтарным слоем жирка.

— Оу-м-м… — Я чуть не задохнулся от острого, на грани сексуального, гастрономического наслаждения. Не помню я… не помню такого наслаждения от еды. Такое впечатление, что не ел неделю… нет — месяц!

— Вкусно? — гордо поинтересовалась Малена, отмахнула тесаком от большого кусмана вареной мясной мякоти его добрую половину и, наколов на острие, подала мне. — Держи… да не спеши ты…

— Рассказывай… — Я руками разодрал огненно-горячее мясо, присыпал серой крупной солью и, положив один кусок на ломоть хлеба, яростно вцепился в него зубами.

— Требовать будешь у мамаши своей… — Лицо Малены полыхнуло недовольством, но почти мгновенно сгладилось. — Так уж и быть. Расскажу. Жил был Гор… Горан, сын Ракши. Красивый, могучий парень, но полный никчема. Давно бы изгнали бедолагу — ведь дурак совсем, но его покойная мать приходилась сестрой Усладе, старшей жене Збора — нынешнего старшины рода. Поэтому и оставили. Толку от него не было никакого. Силищи немерено, бревна об колено ломал, а боялся любого громкого окрика. Помыкали им все. Даже сопливые ребятишки, не говоря уже о мужиках, завидующих облику и силе, не тому даденых. Испытание он само собой не прошел, даже не допустили. К воинскому делу, соответственно. Да и какой из него боец? Тут главное — дух, ан нет, отсутствовал он у Горана. Опять же, разумом его Старшие Властительницы обидели, а какой вой без мозгов?

Правда, парень он был исполнительным, безотказным. Любую работу за радость считал. Вот людишки и пользовались дармовой силушкой немилосердно. Бабы, особенно вдовушки, сначала привечали Гора, понятно зачем, но и здесь толку никакого не случилось. Ему хоть сиську в рот сунь, лыбится и совсем не понимает, что от него требуется. А бабы-то, они народец подлючий: как поняли, что пользы от него в этом деле, как от козла молока — стали изводить парня всячески, шпынять немилосердно, пакости строить, да мужиков подговаривать, будто беду он приносит. Вот так-то. Ах, да… совсем забыла… немым он был — мычал только…

Мала замолчала, аккуратно отрезала кусочек мяса, наколола его на двузубую вилку и отправила в рот. Медленно прожевала и продолжила:

— А вот что дальше было, тебе знать незачем. Скажу лишь только, что забрала я его. Забрала и сотворила должное. То, что мне предначертала Дея…

Я слушал Малену краем уха, оставаясь абсолютно равнодушным к злоключениям бедолаги Горана. Даже не волновало, что этим Гораном был я сам. Сознание занимало другое: я начал вспоминать себя прежнего — покадрово, как в комиксе. Пролетели редкие кадры, и все окончилось картинкой, которую я уже видел. Только теперь она дополнилась тюремными решетками в больничной палате.

Это все? Все, что мне стоит знать из своей прежней жизни? А как же?.. Я понимаю, что вспомнил не все — только знаковые события. Но… но неужели больше ничего не было? Неужели я так глупо и пусто прожил жизнь? Усилием воли попытался вспомнить, даже зубы стиснул от напряжения, но ничего не получилось, и я вынужден был констатировать: да, больше ничего не было — этими кадрами можно охарактеризовать всю мою прошлую жизнь. Пустую, ненастоящую, зря прожитую в погоне за фальшивыми идеалами. А вообще… получается, что у меня и не было… идеалов этих. Обманки одни.

Злости не ощущал, оставался абсолютно спокойным, только где-то глубоко промелькнула легкая обида на себя — промелькнула и пропала. То, что меня непонятно каким образом занесло в чужое тело — даже, возможно, в другой мир, абсолютно не волновало. Никак, никоим образом, даже наоборот, появилось некоторое удовлетворение: удовлетворение тем, что я жив и могу еще раз попробовать. Попробовать достойно прожить свою жизнь.

— …держи…

Я очнулся и увидел в ручке Малены черную, чеканенную странными узорами стопочку.

— Выпьем… — Девушка стукнула своим стаканчиком об мой и, закрыв глаза, лихо опрокинула его в рот. Смешно сморщилась и сразу потянулась за кусочком хлеба.

Я молча выпил и моментально почувствовал, как по телу разливается жаркая волна, в голове зашумело, в висках словно звякнули серебряные колокольчики.

— Что это? — Я попытался идентифицировать среди коллекции своих ощущений содержимое стопки, и не смог. Похоже на спирт, но мягче и абсолютно без вкуса. Разве что наблюдается очень легкое, почти неощутимое хлебное послевкусие.