Алан Гарнер - Совы на тарелках Страница 2

Но было уже слышно, как Гвин зашагал по стропилам потолка. Он шел к самому темному углу чердака, и там, на одной из широких балок, что он увидел? Целый обеденный сервиз! Сплющенные башенки мелких тарелок, курганы глубоких тарелок, несколько блюд — и все это в грязи, в соломе, с темными отметинами от пребывания птиц, еще с какими-то пятнами.

— Ну что, нашел?

Элисон все же поднялась по лестнице и просунула голову в люк, прижимая к лицу носовой платок.

— Тарелки, — ответил Гвин. — Навалом тарелок.

— Все разбиты небось?

— По-моему, все целы. Хотя как следует не разглядишь… А они красивые, знаешь! Зеленые с золотом… Так и сверкают сквозь грязь.

— Возьми одну. Мы ее отмоем.

Элисон увидела, как Гвин взял тарелку из ближайшей к нему стопки, а потом он вдруг пошатнулся и чуть не провалился ногой в отверстие между балками.

— Гвин! Что с тобой?

— Ффу… — только и мог он сказать.

— Пожалуйста, спускайся!

— Сейчас… Иду… Тут такая жарища, у меня даже перед глазами поплыло.

Он подошел к люку и отдал Элисон тарелку.

— Кажется, тебя зовет мать, — сказала Элисон. — Слышишь?

Гвин спустился с лестницы, вышел на площадку.

— Что ты хочешь, ма? — крикнул он вниз.

— Принеси с огорода два пучка салата! — донесся голос матери. — И побыстрей!

— Я занят!

— Ничем ты не занят! Давай! Гвин тяжело вздохнул.

— Вымой пока тарелку, — сказал он Элисон. — Я скоро вернусь.

Прежде чем спуститься на первый этаж, он закинул на чердак мышеловку и прикрыл дверцу люка.

— Ну и что это нам дало? — спросила Элисон. — Ты ведь так ничего и не увидел?

— Нет, — ответил Гвин. — Кроме каких-то следов и пятен на обеденном сервизе. И трех тонн пыли… Но все-таки я хочу выяснить, что это за крысы, которые умеют считать или знают азбуку Морзе.

2

Роджер зашлепал по мелководью к берегу. Дорогу ему перегородил огромный камень, он отпрянул назад, в заросли лабазника, густо разросшегося у основания камня, ухватился за стебли, спрятал лицо в молочного оттенка цветы — они приятно холодили щеки, день был такой жаркий.

Сквозь цветочный занавес он видел высоко в небе пассажирский самолет, но единственные звуки, что были ему слышны, — легкое журчание воды да голос фермера откуда-то из долины, где паслись овцы.

Дальние горы слегка дрожали в жарком мареве. Гребень холма над домом, увенчанный еловой рощей, темнел на фоне яркого летнего неба. Роджер с удовольствием вдыхал свежий аромат цветов, чувствуя, как лучи солнца глубоко проникают в тело, продрогшее от долгого купанья.

Что-то стремительно пролетело рядом с ним — темная тень упала на цветы. Раздался тяжелый удар о камень, Роджер почувствовал, как тот сотрясается, услышал страшный вскрик.

Он пригнулся, расставив руки, выпустил из них цветочные стебли, окинул взглядом плоскую поверхность камня. Там было пусто. Крик замер, остались лишь отзвуки эха со стороны долины и щебет птицы каравайки на холме.

Вокруг не было ни души. Сердце у Роджера прыгало в груди, ему стало холодно, несмотря на жару. От острых стеблей лабазника на ладонях остались полоски с бусинками крови. Запах цветов сделался вдруг противным — они пахли козлом.

Роджер оперся о камень. Горы словно приблизились и нависли над ним — готовые упасть и завалить всю долину. Брр… Какое неприятное ощущение!.. Он начал растирать руки и ноги, покрывшиеся гусиной кожей. Потом посмотрел на реку, в обе стороны. Вода масляно блестела сквозь деревья на берегу, журчала, обегая камни.

«Что же это было? Что могло упасть?.. А удар? А крик?.. Звуковой обман?.. А горы, которые вроде сдвинулись?.. От этого всего свихнуться недолго…» Он крепко прижался спиной к камню. «Вот так, Роджер. Успокойся, парень… Ну… Легче стало?.. Господи, это еще что?!»

В камне, на который он опирался, было странное отверстие. Круглое, гладкое, оно шло насквозь, с одной стороны до другой. Роджер нащупал его рукою, прежде чем увидел и заглянул внутрь. Интересно, специально его просверлили или это причуда природы? Если оно искусственное, кто-то потратил бездну времени на никчемное дело… Однако, работка будь здоров! Сделано отлично… «Черт, вот это да!..» Он пригнулся, чтобы заглянуть в отверстие, и только тогда понял, что оно сквозное: через него он увидел темные ели на холме над домом. Как картина, заключенная в круглую раму… «Ну и ну!.. Надо скорей одеваться, никак не согреюсь…»

Он пошел через сад вверх по склону, в сторону дома. Гув Полубекон разравнивал граблями щебень на дорожке перед входом и беседовал с Гвином, который тряс пучки салата, освобождая их от комков земли.

— Славный день для купанья, — сказал Гув, увидев Роджера.

— Да, — сказал Роджер. — Подходящий.

— Славный день.

— Да.

— Ты купался? — спросил Гув.

— Да.

— Плавал?

— Поэтому я в купальных трусах.

— Славный сегодня день для этого, — сказал Гув. — Для купанья.

— Да, — сказал Роджер.

— В реке, — сказал Гув.

— Я должен пойти переодеться, — сказал Роджер.

— Пойду с тобой, — сказал Гвин. — Есть разговор.

— У этого человека крыша поехала, да? — спросил Роджер, когда они отошли на порядочное расстояние. — Так далеко уехала, что и не догонишь?

Они сели на веранде. Здесь не было солнца, только река сверкала снизу, сквозь деревья.

— Быстрей говори, чего хотел, — сказал Роджер. — Я замерз по-страшному.

— В такую жару? — не поверил Гвин. — А у нас тут происшествие. Над комнатой Элисон кто-то скребется.

— Подумаешь! Мыши.

— Я тоже так сказал. Но когда начал стучать, чтобы прогнать их, они стали стучать в ответ.

— Брось врать!

— Точно! Тощая полез на чердак — посмотреть. Там куча грязных тарелок. Целый сервиз. Наверно, стоит денег.

— Ты его стащил вниз?

— Только одну тарелку. Элисон должна отмыть ее… А что ты скажешь насчет стука-скрежета? Отчего он?

— Мало ли отчего! Крысы, мыши… Какая разница?.. А тарелки? Почему они там? Какие они?

— Я толком и не видел. Спросил потом про них у Гува.

— И что?

— Он сказал: «Будь осторожен, когда смотришь на нее».

— На кого? На Элисон? Она-то тут при чем?

— Дело не в Элисон. Он чего-то другое имел в виду. Но что — не знаю. Когда я спросил про тарелки, он сразу перестал работать и сказал вот эти слова: «Будь осторожен, когда смотришь на нее…» И тут ты подошел.

— Ежу ясно, он чокнутый! А почему его зовут Полубекон?

— На валлийском[1] это Ханнерхоб, — сказал Гвин. — Можно и проще — Гув Свиной Бочок. Его и так, и этак называют.