Алан Гарнер - Совы на тарелках Страница 3

— Ему подходит «Свиной Полубок».

— Это кличка.

— А настоящая фамилия?

— Думаю, он сам не знает… Роджер, послушай. Еще одно скажу. Только не смейся.

— Ладно.

— Понимаешь, когда я взял верхнюю тарелку из стопки, то сразу почувствовал… Ну, в общем, руки как-то затряслись и в голове тоже. А перед глазами — как в кино, когда кадр показывают сначала не в фокусе, а потом все проясняется… Но когда у меня прояснилось… там, на чердаке… все уже выглядело по-другому… Что-то вроде изменилось, а что — не знаю…

— Так бывает, — сказал Роджер. — Я знаю. Это похоже, как если смотреть на человека, который спит. Он еще не открыл глаза, не сделал никакого движения, но ты чувствуешь, что он проснулся. Понимаешь это.

— Ты правильно говоришь. В самую точку! Здорово объяснил. Там как будто кто-то проснулся… Или я сам…

— Лучше расскажи о том камне в реке, — сказал Роджер, — у которого дырка насквозь.

— Такой большой, плоский?

— Ага. А вокруг цветы.

— Его называют Камень Гронва, а почему — не знаю. Спроси у Гува, он здесь всю жизнь живет.

— Нет уж, спасибо. Он начнет рассказывать сводку погоды на ближайшую неделю. Или расписание поездов.

— А почему ты спросил про этот камень? — поинтересовался Гвин.

— Я там загорал, около него…

И тут Роджеру расхотелось рассказывать про то, что он увидел и услышал возле камня: хватит с них на сегодня необычных происшествий — Гвин уже поведал о них. Это все из-за жары, наверное…

Роджер сказал:

— Пойдем поглядим на тарелку, которая у Элисон. Интересно все-таки.

— Сейчас, — отозвался Гвин. — Только отнесу салат на кухню. Иди, я мигом.

Роджер быстро переоделся у себя в комнате и поднялся к Элисон.

Она сидела, держа тарелку на коленях, положив на нее лист бумаги, и что-то рисовала.

— Это и есть ваша находка? — спросил Роджер. — Мне Гвин говорил.

Элисон кивнула, не поднимая головы.

— Почти закончила, — сказала она, продолжая двигать карандашом. Потом обратила к Роджеру раскрасневшееся лицо. — Вот! Что ты думаешь?

Роджер взял тарелку с ее колен, повертел в руках.

— Никакой фабричной марки, — сказал он. — Жаль. Я-то надеялся, вы нашли что-то ценное. А это обыкновенная тарелка. Толстая и стоит недорого.

— Сам ты толстый! Погляди на рисунок!

— Ну… и что?

— Видишь, что изображено?

— Чего-то непонятное. По краям зеленое, внутри с позолотой. Как абстрактные картинки, знаешь?

— Роджер! Не притворяйся дураком! Смотри сюда. Это же голова совы. Скажешь, нет?

— Может быть… Если ты очень настаиваешь. Даже целых три головы, покрытых листьями, а внутри каждой какие-то цветочки. Теперь вроде вижу.

— Ничего ты не видишь! Это же ее туловище! Если рисунок снять с тарелки и потом сложить, получится настоящая сова… Да ты посмотри!.. Я срисовала разные части узора, видишь?.. Следи взглядом! Нет, не так! Слева направо… Теперь увидел? Сложи вместе разные части! Ну?!

— Сова, — неохотно согласился Роджер. — Немного похоже.

— Немного? Подожди!

Элисон схватила ножницы, начала вырезать свой рисунок. Потом разделила его на части, соединила — и перед глазами Роджера оказалась настоящая сова: голова, лапы с когтями, крылья — все на месте.

Он рассмеялся.

— В самом деле, сова! Как ты разглядела? У тебя глаз — ватерпас!

Да, то была именно сова — странная, составленная как бы из цветочных головок и лепестков: лапы слегка согнуты, спина горбатится, глаза зловеще смотрят из-под тяжелых нависших век.

— Здорово! — повторил Роджер. — Как тебя угораздило догадаться?

— Я увидела сразу, как только помыла тарелку. Это же любому ясно!

— Значит, я не любой, — сказал Роджер. — Никогда бы не разглядел. Но мне он нравится.

— Кто он?

— Это скорее филин, а не сова.

— Нет, сова! Она!

— Ты так думаешь? О'кей, пусть будет она. Все равно, мне нравится. Особенно на твоем рисунке. — Он постучал карандашом по совиной голове, отчего все ее тело заколыхалось. — Эй, старушка!

— Не делай так, — сказала Элисон.

— Не делать чего?

— Не трогай ее.

— Ты что, серьезно?

— Дай карандаш. Я подрисую еще немного…

— …Я положил салат возле мойки, — сказал Гвин. — Пойду к Элисон. Роджер тоже там.

— Подожди, успеешь, — откликнулась мать. — А его не надо помыть, как ты думаешь? У меня только две руки.

Гвин положил зелень в большую миску, поставил в мойку, пустил сильную струю воды. Мать показалась из кладовки. Она собиралась печь хлеб. Гвин вынул салат из миски, начал отрывать листья от корешков. Мать и сын молчали некоторое время.

— Я просила тебя побыстрей нарвать салат, — сказала она потом. — Ты что, ходил за ним в город?

— Я беседовал.

— Скажите пожалуйста! С кем же это?

— С Роджером.

— Ты болтал с Полубеконом, — сказала мать. — У меня глаза пока еще на месте.

— Ну и что такого?

— Разве я не говорила тебе, чтобы ты с ним не разговаривал?

— Я всего минуту.

— Держись подальше от этого старого дурака! Сколько можно повторять? Хоть кол тебе на голове теши!

— Да что такого? И потом, он не такой уж старый.

— Хочешь получить затрещину? Получишь!

— Смотри, слизняки на салате! — сказал Гвин, чтобы переменить тему разговора.

Но мать не сдавалась.

— Ты с ним разговариваешь по-валлийски, — сказала она.

— Но Гув же плохо знает английский. Не может высказать, чего хочет.

— Я тебя уже предупреждала, чтобы ты не говорил по-валлийски. Не для того я гнула спину в городе все эти годы, чтобы мой сын разговаривал, как наемный работник. Я бы за милую душу могла оставаться тут, в долине.

— Но, мама, я же должен практиковаться! У меня экзамены по валлийскому в следующем году.

— О чем вы говорили с Гувом?

— Я только спросил, почему на чердаке над комнатой Элисон валяются какие-то тарелки.

Наступившее долгое молчание заставило Гвина оглянуться. Его мать стояла, опершись о хлебную доску, прижав руки к груди.

— Ты не лазил на крышу, сын?

— Я полез туда. Элисон испугалась крыс, они там шуршали наверху, и я… Я взял всего одну тарелку. Она помыла ее.

— Ох эта Элисон!

Мать ринулась из кухни, по дороге вытирая о передник испачканные мукой руки. Гвин помчался за ней.

За дверью комнаты Элисон слышался смех. Мать Гвина постучала и вошла.

Роджер и Элисон возились с тремя вырезанными из бумаги рисунками совы. Один из них был прислонен к подсвечнику, два других висели на спинке стула. Злосчастная тарелка, которую Гвин принес с чердака, лежала рядом с подушкой на постели, прикрытая листками бумаги.