Лесса Каури - Золушки из трактира на площади Страница 20

Матушка не уследила в какой момент, но еще до десерта утомленные дети уснули прямо на полу, трогательно положив головы на меховую подушку, которую изобразил собой превратившийся в зверя Весь. Оборотень лежал, вывалив язык — в трактире было душно, — стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не уронить самого маленького — трехлетнего сына Персианы, что устроился на нем верхом.

Пока остальные танцевали, Бруни сложила золотые монеты — презент Ваниллы и Дрюни — в шкатулку и отнесла подарки наверх, а потом помогла Пипу и старшей Гретель убрать со стола и принести десерт — огромный сливовый пирог, украшенный разноцветными шариками мороженого, усыпанные кунжутом и маком крендельки, ореховое варенье в широких плошках и булочки с вишней, политые сладкой глазурью.

Взрослые растолкали детей и усадили за стол, поближе к мороженому. Малыши пробудились, их сонные голоса окрепли и теперь напоминали утренний птичий гомон.

Веслав, уставший от шума и возни, окинул толпу взглядом и потрусил на кухню — дремать у печи.

— А я удачно женюсь! — заметил запыхавшийся Дрюня, падая на стул и прихватывая загребущими руками разом и кусок пирога, и кренделек, и булочку, и орешек из варенья. — Во-первых, голодным не останусь, во-вторых, приобщусь к эстетике народной кухни, а в-третьих — обзаведусь замечательными родственниками!

Матушка улыбнулась его словам и вдруг вообразила за столом Ральфа. Каким бы он был сегодня? Радостным, грустным или просто пьяным настолько, что Пипу пришлось бы на закорках тащить его наверх, в спальню? Почему-то представить пьяным Кая Бруни, как ни пыталась, не смогла. Царапнуло гвоздиком невольное сравнение не в пользу мужа. Только это да печаль, которую прощание Турмалина поселило в дальнем уголке сердца, чуть омрачило праздник. В остальном, Матушка была уверена, день рождения удался!

Гости расходились на рассвете. Остались лишь Дрюня с Ваниллой, причем Пип настоял на том, чтобы шут лег в комнате Веся, а дочь — вместе с Матушкой.

— За стенами моего и этого дома, — сообщил он, свирепо играя бровями, — можете любиться хоть под телегой! Но здесь будет, как положено предками! Сначала — свадьба!

Когда он ушел, шут попытался вымолить у Матушки пощаду.

— Нет, — твердо произнесла она, — и не проси!

И так она это сказала, что Дрюня сразу сник, поцеловал Ваниллу в нос и отправился в бывшую детскую. А уже оттуда завопил дурным голосом:

— Предки положили меня в одиночестве! Ой, боюсь-боюсь-боюсь!

Матушка уложила шатающуюся от усталости подругу в свою кровать, заперла двери за Пипом, сестрами Гретель и Питером Конохом, которые отправились разводить, а точнее — разносить по домам Клозильду и Висту, почесала за ухом дремавшего у печи Веся. На душе отчего-то было спокойно и тихо. Осенне.

— Правда он замечательный? — заплетающимся языком спросила Ванилла, когда Бруни наконец вернулась в спальню. — Представляешь, ни одной ноги мне не отдавил во время танцев! Вот это я понимаю, мужик!

— Понимаю, — укладываясь рядом, пробормотала Матушка. — И он, похоже, правда любит тебя, — она помолчала, а затем решилась: — Знаешь, давно хотела тебе рассказать…

Ответом ей было ровное дыхание Ваниллы. Подруга спала, сладко улыбаясь и причмокивая губами.

Бруни проснулась от непривычного ощущения: солнечные лучи нахально заглядывали в окна, хотя обычно лишь касались их робкими рассветными пальцами. Осознав, что проспала, Матушка хотела было вскочить, но вдруг увидела на тумбочке у кровати поднос с глиняной кружкой, дымящимся омлетом и еще чем-то, накрытым салфеткой. Сердце наполнилось благодарностью к тем, кто дал ей возможность выспаться. Под салфеткой оказался не кусок хлеба, а мешочек из бархата, в котором что-то перекатывалось. Вытряхнув содержимое на ладонь, Бруни обнаружила… изящное серебряное колечко, украшенное маленьким, но очень ярким синим опалом. Матушка нахмурилась. А потом вдруг счастливо рассмеялась и закружилась по комнате. Он решил по-своему! Он все решил по-своему!

Она выглянула из окна и увидела перед входом знакомый экипаж. Кай стоял рядом, оглаживая лошадиные морды, но смотрел в ее окно. Заметив Бруни, поклонился — спокойно и элегантно. Словно и не было между ними ссоры.

— Давайте-ка одеваться, хозяйка! — послышался ворчливый голос Ровенны. — А то кавалер ваш от завтрака отказался, видать, в вашей компании желает покушать. А мужчину голодом морить негоже! Вы ешьте-ка быстрее, а я пока вам косу заплету!

Бруни принялась за омлет, но вдруг опустила ложку.

— Ровен, это как понимать? Меня, значит, кормите, а его — голодом морить негоже, но надо?

Старшая Гретель лукаво усмехнулась.

— Мариновать их надо, хозяйка!

Матушка подавилась последним куском омлета.

— Кого мариновать?

— Мужчин. Тогда и чуйство… Тьфу ты, напасть! Чувство будет горячее!

Была бы здесь несдержанная на язык Ванилька, уже поинтересовалась бы у одинокой Ровенны, откуда она так хорошо знает мужчин. А Бруни промолчала. Знала, что старшая Гретель в четырнадцать влюбилась в женатого мужчину намного старше ее годами. Знала, как печально это закончилось — обмолвилась как-то Виеленна матушке, а та рассказала дочери, чтобы уберечь от подобного. Да и зачем ворошить старое, наболевшее? Ровенна за последние годы для нее главной помощницей стала. И за стойкой стоит, и прибыль считает, и долги не забудет. Выглядит вполне довольной жизнью, словно нашла свое место здесь, в трактире на площади Мастеровых.

— Одевайтесь! — забирая поднос с посудой, сказала Ровенна. — Да не беспокойтесь о порядке. Гуляйте! Пусть ваш день рождения еще на одни сутки продлится!

Бруни неожиданно для самой себя поцеловала служанку в начавшую увядать щеку.

— Какие глупости! — покраснев, пробормотала та и ушла.

Кай уже нетерпеливо прохаживался из стороны в сторону, когда Матушка вышла в простом сером платье, с повязанным на шею платочком, ярко-голубой цвет которого гармонировал с новым колечком.

Взяв ее руки в свои, Кай вначале убедился, что кольцо надето, потом поцеловал пальцы Бруни и, наконец, спросил:

— Тебе нравится мой подарок?

— Хорошо, что на нем нет ни одного бриллианта! — серьезно сказала Матушка.

Кай возмущенно посмотрел на нее и рассмеялся, разглядев искры озорства в серых глазах. Подхватил ее на руки и подсадил в карету.

— Отвечай мне, шкипер, — усаживаясь рядом, строго спросил он, — куда мы держим курс?

— На наш корабль, мой капитан! — звонко отвечала Бруни, чувствуя, как сердце заходится от восторга перед встречей с морской стихией.