Ольга Болдырева - Без души Страница 21

Тепранс не помнил, как он ушел с этажа и оказался в комнатах, где жили работающие здесь люди. Его била крупная дрожь, а сердце колотилось в бешеном ритме, словно пытаясь вырваться из грудной клетки. Несколько недель во снах его преследовал этот взгляд, заставляя просыпаться в холодном поту. Мартин старался свести до минимума маршруты, проходящие через этаж с камерой 2112. Но когда ему приходилось бывать на этом этаже, он видел, что узник практически всё время лежит спиной к решётке.

Заключенный не кричал даже во сне. Ни с кем не разговаривал, не выходил на редкие прогулки. Только иногда надсмотрщики говорили, что слышали тихий шёпот: заключённый повторял: "я — не он". И так день ото дня. Иногда шёпот прекращался. Но стоило страже вновь приблизиться к его камере, как бормотание возобновлялось. Изредка невозможно было даже разобрать слов. Может быть, мужчина давно сошёл с ума. Но никто не хотел это проверять.

Сейчас:

Утром я открыл глаза, без перехода возвращаясь от сна к реальности.

Иногда по ощущениям я пытаюсь вспомнить это: сладкую негу, когда с утра тебя будит солнечный луч, прокравшийся в спальню. Он тихо скользит по тёмному балдахину, резвится на сине — золотых тонах королевской семьи, потом осторожно пробирается на лицо, пытаясь проникнуть под опущенные ресницы.

Я вздрагиваю, но, не открывая глаза, переворачиваюсь на другой бок. Изумительное предвкушение охватывает сознание. Новый день! Вы только вслушайтесь в эту фразу, сколько всего скрыто в двух незамысловатых словах. Новый день. Новые знания, приключения, шутки, моменты, неожиданные повороты, быть может, ссоры или неудачи. Ожидание охватывает весь разум… еще чуть — чуть и веки вздрагивают. Последние крохи неуловимо мелькнувшего сна. Я просыпаюсь.

…Воспоминания, как затёртые кадры из старой кинопленки. Черно — белые маски, лицемерный смех. Нет ни запахов, ни вкусов.

Помню.

Я знаю свою прошлую жизнь наизусть. Фразы, образы. Могу практически дословно пересказать любой фрагмент. Но просто вызубрить формулы — не значит понять их. Слова так и останутся словами, мертвым грузом. Нужны ассоциации. Мысленное представление того, как именно эта формула работает.

Так и я — выучил понятия: ненависть, любовь, боль, но они безвкусны. Да, ассоциации приходят, но иногда мне кажется, что они делают только хуже. Подумайте: например, я произнесу словосочетание "детская обида". Вы сразу что‑нибудь вспомните. Сестра разбила чашку, а наказали вас. Поссорились с другом, потому что он вас обозвал. Но с кадром из вашей жизни придёт не только картинка, как это было. Ещё будет вкус… слёз, или желание обидеть в ответ, с лёгкой горчинкой детской злости, металлический привкус крови от прокушенной губы: их бесчисленное множество. А для меня — это просто отзвучавшая пустота.

Осталось только прогнать навязчивую мысль, что возможно, так даже лучше.

Леша отвернулся от окна. Сегодня он так и не мог уснуть и, смотря, как солнце лениво выбивается из‑за скучных зелёных девятиэтажек, и чувствовал себя опустошенным и запутавшимся в жизни маленьким мальчиком.

Вчера, когда брат пришёл в себя, Алеша был так счастлив, что не замечал ничего вокруг. Только Леша и счастье. Ну, и младший братишка. После той истории, которую ему рассказал Серёжа, он понял многое. Например: оказывается, Алексей умеет ненавидеть. И не важно, что он никогда не видел тех людей. Наверное, не увидит и не узнает, но всё равно желает им смерти так сильно, что даже не понимает, откуда взялось столько злости. Как они посмели предать? Сотворить с его младшим братом такое?

И только за ужином он осознал, что не понял самого главного. Пережив подобное, невозможно остаться прежним — тем, кем был в прошлой жизни. Невозможно остаться добрым, когда видишь и знаешь одно только зло. И его брат исключением не был.

Впрочем, это уже не он.

Когда Леша услышал тот смех, понял — Серёжа действительно не вернулся. Место брата занял монстр. Безумный, кровожадный монстр, который не остановится ни перед чем, чтобы отомстить. Всем. Пусть пока он сам этого не понимает. И тогда Леше стало страшно. Как же ему стало страшно! Страх скручивал внутри все, заставив тихо поскуливать от ужаса. До тех пор пока, сидя у окна и вырисовывая на стекле невидимые знаки, Алексей не понял ещё одну вещь. Ему было всё равно, что это кровожадный или бездушный монстр. Если понадобится его, Лешина, помощь, он сделает всё, что возможно. Даже убьёт.

Только потому, что этого монстра зовут Серёжа, и он называет его своим братом.

Глава 1.5

Если в глазах отражается память

И твой наивный белый цвет

Не защитит на злой планете

От мелкой сети липких бед

И сочных пятен грязных сплетен.

Андрей Белянин

Сейчас:

Несколько последующих недель Леша запомнил плохо. Все образы, разговоры, действия, события — все смешалось в одну пеструю громкую круговерть. И понять что, откуда и, главное, "где", он уже не мог. Ему надо было готовиться к выпускным экзаменам. Ему надо было готовиться к вступительным экзаменам. Ему надо было сопровождать родителей в их походах по многочисленным врачам и лекарям, шарлатанам, профессорам и просто знакомым. Мама с папой вцепились в него, как в спасательный жилет, пытаясь выбраться из образовавшегося порочного круга. Ему надо было о многом поразмыслить. И, наконец, уж совсем было бы хорошо хоть немного времени уделить самому себе, не забывая про такие мелочи, как еда, сон и какой‑нибудь отдых.

А уж про то, как, наверное, было "здорово" его брату, он старался не думать. Серёжа, кажется, вообще впал в некую разновидность анабиоза. В том смысле, что покорно ходил за родителями. Спокойно отвечал на многочисленные вопросы врачей. Не жаловался на то, что каждый следующий доктор заставлял его проходить все обследования и сдавать анализы по новому кругу. В перерывах между поездками читал или лениво лазил по сайтам Интернета. Мало говорил, много спал и ел, вечерами сидел на балконе в позе лотоса с плеером и громкой тяжелой музыкой. Рисовал. В основном простым карандашом или тушью на больших листах А3. Расплывчатые фигуры, длинные коридоры с закрытыми дверьми, удивительные дворцы. Все это было изображено карикатурно и страшно. Иногда он рисовал лица. Начинал, медленно смакуя каждый штрих, но на глазах срывался, разрывая портреты.

— Их глаза отражают боль, — говорил он.

Леша был уверен, что если бы брат чувствовал, он бы кричал от отчаянья.