Журнал «Если» - «Если», 2001 № 10 Страница 21

Наступили сумерки, за ними — темнота, потом — снова сумерки. Замечательно было просто молча лежать и не шевелиться. Правда, изредка девушка вздрагивала, и тогда Эдди вставал и подбрасывал в затухающую печь дрова.

Наступил новый день. Эдди встал, оделся и, пошатываясь, словно пьяный, добрел до кухни. Открывая там банку с растворимым кофе, ощутил вдруг позади чье-то присутствие. Резко обернулся и увидел, что гостья встала. Она была невероятно хрупкой, тоненькой, словно соломинка, хотя ростом едва уступала Эдди; ее золотые глаза были широко распахнуты, но что в них таилось, Эдди не разобрал.

— Что-нибудь съешь? — предложил он. — Или, может, воды выпьешь?

Девушка, не отрываясь, смотрела на Эдди, и он вдруг осознал, что необычные складки кожи в паху, отсутствие волос, груди, да и сам цвет ее кожи кажутся ему уже нормальными, а не чужими, не отталкивающими, хотя она, конечно, не женщина, да и это не «она» вовсе, а нечто, чему здесь не место.

— Ты способна говорить? — спросил Эдди. — Меня понимаешь?

Выражение ее лица было подстать выражению мордочки дикого лесного зверька — чуткое, разумное, но вместе с тем непознаваемое.

— Если понимаешь меня, пожалуйста, кивни. Вот так. — Эдди кивнул, и через секунду она повторила кивок. — А так делай, если хочешь сказать «нет». — Эдди мотнул головой, и девушка вновь повторила его движение. — Ты понимаешь, что тебя разыскивают люди?

После непродолжительной паузы она кивнула, затем очень решительно повернулась, и, к удивлению Эдди, вместо черной мантии, спускавшейся на спину, у нее оказалось нечто мерцающее, сияющее, переливающееся всеми цветами радуги. Эдди затаил дыхание, а нечто за спиной девушки шевельнулось, расправилось. Крылья! Хижина была тесной, и оттого крылья, даже полностью не развернувшись, уперлись в стены. Они походили на прозрачную ткань — тонкие, наполненные живым искрящимся светом. Эдди невольно шагнул вперед и коснулся левого крыла девушки. Оно было твердым, как сталь, и прохладным. Девушка скосила на Эдди огромные немигающие глаза — блюдечки с расплавленным золотом — и сложила крылья.

— Мы уедем куда-нибудь, где всегда тепло, — хрипло пробормотал Эдди. — Я спрячу тебя. Как-нибудь незаметно провезу. Тебя не найдут, не поймают!

Она прошла через комнату, на секунду замерла перед дверью, озадаченно рассматривая дверную ручку. Эдди неуклюже рванулся следом, но девушка поспешно распахнула дверь и выскользнула наружу.

— Стой! Замерзнешь! Умрешь!

Лесная поляна была залита косыми лучами солнца, пронзающими кроны деревьев-исполинов. Девушка, полуобернувшись, запрокинула лицо к свету и расправила крылья во всю ширь. Затем легко, словно бабочка или лесная птаха, взмыла в воздух, и от крыльев во все стороны полыхнул свет.

— Остановись! — снова крикнул Эдди. — Пожалуйста! Остановись! Вернись, ради всего святого!

Крылатое существо поднялось немного и кинуло на Эдди с высоты взгляд прекрасных золотых глаз. И тут воздух наполнился трелями и переливами арф и флейт, хотя девушка и рта не раскрыла. Звуки нарастали, становясь громче, пронзительней… Эдди рухнул на колени и со стоном прижал ладони к ушам. Мало-помалу придя в себя, он поднял голову. Существо было уже высоко и, сияя, продолжало подъем, а вскоре и вовсе исчезло, растворилось в небесной синеве. Эдди уткнулся лицом в толстый ковер из сосновых игл и замер.

Его плечо настойчиво трясла чья-то рука, а по ушам хлестали яростные проклятия Мэри Бет. Эдди застонал и постарался снова впасть в забытье, но Мэри не унималась:

— Скотина проклятая! — кричала она. — Грязный сукин сын! Ты позволил ему улететь! Ведь так?! Отпустил его!

Эдди повел плечом, стряхивая с себя назойливую руку.

— Вставай, негодяй! Слышишь меня?! Вставай! И не воображай, что я тебе позволю здесь сдохнуть! Это было бы для тебя слишком простым выходом. Поднимайся немедленно!

Эдди неохотно встал на четвереньки, а потом, опираясь на Мэри, распрямился полностью. Она, кляня его на чем свет стоит, отвела в хижину, усадила на диван, а сама, встав рядом и скрестив на груди руки, принялась кричать:

— Почему? Скажи мне только, почему? Ради всего святого, скажи, Эдди, почему? И только не вздумай опять вырубиться! Открой свои чертовы глаза и держи их открытыми!

Эдди безмолвствовал, но Мэри не оставляла его в покое — весь день и всю ночь не позволяла ему уснуть или даже прилечь. Она трясла и щипала его, насильно поила кофе, заставляла встать и пройтись по комнате.

На рассвете пошел нудный моросящий дождь, который и привел Эдди в себя. В голове царил хаос. Вслушиваясь в шорох дождя, Эдди попытался привести мысли в порядок. Он, казалось, долгое время был где-то далеко… Но где именно? Связных воспоминаний почти не осталось. Эдди огляделся. Оказалось, что он не дома, а в какой-то хижине, а рядом в кресле дремлет Мэри Бет. Эдди в изумлении потряс головой, и немедленно проснувшаяся Мэри спросила его:

— Очухался, Эдди?

— Кажется. Где это я?

— Разве ты сам ничего не помнишь?

Он хотел было признаться, что ничего не помнит, но на него нахлынули вспоминания, и он вскочил, обводя комнату встревоженным взглядом.

— Его нет, Эдди. Оно улетело, бросив тебя на верную смерть. Ты бы умер, приятель, если бы я вовремя не подоспела. Понимаешь меня?

Мэри, несомненно, говорила правду, и Эдди опустился на кровать и обхватил голову руками.

— Скоро станет светло, — сказала Мэри. — Сейчас я на скорую руку приготовлю что-нибудь. Мы перекусим, и я отвезу тебя домой, а за своей машиной вернешься через день-другой. — Она встала и застонала. — Боже, тело ноет, будто всю ночь с медведями боролась. — Проходя рядом, Мэри на миг опустила руку Эдди на плечо и в сердцах воскликнула: — К черту, Эдди! К черту все!

Через минуту он тоже встал и прошел в спальню. Там на кровати, в которой он провел ночь рядом с неведомым существом, лежали остатки его мантии. Эдди попытался поднять их, но под его пальцами они немедленно рассыпались в прах.

Перевел с английского Александр ЖАВОРОНКОВ

Алан Кубатиев

ВЫ ЛЕТИТЕ, КАК ХОТИТЕ!

Птичий был единственной причиной того, что он все-таки получил эту работу.

Иначе ему не видать бы этой зарплаты, как своих ушей без зеркала. Резюме, которое он оставил три недели назад в Птичьем Дворе, было составлено довольно осторожно. Кассету он записал на воробьином, который все они более или менее понимали.