Дина Лампитт - Уснуть и только Страница 22

Как и повсюду в аббатстве, здесь витал запах ладана и сушеных трав. Но к этому, уже привычному для Маркуса запаху, почему-то добавлялся аромат мускуса, как всегда, вызвавший у Маркуса полустершееся детское воспоминание. Он снова увидел женщину с удлиненными глазами, медленно удаляющуюся по переулку после того, как она прикрепила кольцо к чепчику маленького мальчика. Даже сейчас он помнил плавные движения ее бедер, и то, как она шла, не оглядываясь и ступая осторожно и тихо, будто крадучись. Маркус помнил и свои ощущения и переживания, когда он стоял там, беспомощный, одинокий и испуганный, ожидая ее возвращения, помнил, как заплакал, когда она так и не появилась.

Маркус посмотрел через стол на своего патрона. В этот вечер гасконский рыцарь был оживлен и обаятелен, как никогда. Он буквально расцветал под похвалами и благодарностями аббата, которого приготовленное сэром Полем снадобье избавило от мучительных болей. К аббату вернулся отличный аппетит, и уже за эти несколько недель его щеки заметно округлились, а истощенное тело начало обрастать плотью.

Разговор перешел на другую тему, и сэр Поль вздохнул весьма озабоченно, когда аббат участливо спросил.

– Каковы же ваши планы на будущее, сэр Поль? Что вы намерены предпринять, раз король слишком занят, чтобы уделить вам внимание?

Рыцарь развел руками.

– Не имею представления, милорд. Возвращаться в Гасконь не имеет смысла. Я подумывал о том, чтобы предложить свои услуги в качестве лекаря какому-нибудь знатному и богатому английскому семейству.

– Вы, стало быть, не женаты?

– Я вдовец.

– Значит, нет причин, которые помешали бы вам обосноваться в Англии?

– Никаких, милорд, при условии, что найдется место и для моего оруженосца.

Аббат задумчиво сгреб подбородок в ладонь.

– Как вы понимаете, сфера моего влияния весьма ограниченна, однако я с удовольствием дам вам рекомендательное письмо к архиепископу Кентерберийскому. Он занял этот пост только в прошлом году и, возможно, нуждается в таких людях, как вы. Сейчас он находится в Мэгфелде.

– В Мэгфслде?..

– Да, это недалеко отсюда, в Суссексе. Там у него прекрасный дворец, где он с удовольствием проводит время. Поездка туда станет для вас приятной утренней прогулкой.

– Сам Господь вложил в ваши уста эти слова, милорд, – торжественно наклонил голову сэр Поль. – От всей души благодарю вас. Завтра же мы будем иметь честь засвидетельствовать свое почтение архиепископу.

Аббат наполнил два кубка светлым и прозрачным, как солнечные лучи, вином.

– Я пью за вашу удачу, сэр Поль, – сказал он.

Гасконец принял предложенный кубок и рассыпался в благодарностях. Маркус встал и поклонился:

– Милорд, сэр Поль, прошу извинить меня. Если можно, я хотел бы перед сном подышать свежим воздухом.

Еще раз поклонившись, он вышел. Ему хотелось побыть одному. Перед ним раскинулись сады аббатства, за которыми простирались зеленые луга и поля, а за ними виднелась извилистая лента реки. В этот закатный час в ее холодном серебряном зеркале, резко контрастировавшем с темной синевой неба, отражались одновременно и луна и солнце. Маркус поднял голову. «И это же солнце, и эта же луна, – думал он, – светят над Гасконью, над бывшими владениями сэра Поля д'Эстре. Может быть, он уже никогда не увидит места, которые привык считать своей родиной. Что же ждет его впереди, если ему удастся поступить в штат архиепископа?»

В эту минуту тревожно зазвонили колокола аббатства, сзывая монахов на вечернюю молитву. Почему-то их перезвон показался Маркусу зловещим. Поеживаясь, он прошел в отведенное ему помещение и обрадовался, найдя там заботливо приготовленное для него сэром Полем успокоительное питье. Одним глотком выпив его, Маркус почувствовал в желудке приятное тепло. Он лег, и скоро пришло забвение: ни мечты, ни видения, ни воспоминания о погибшем в Лондоне юноше уже не тревожили сон Маркуса.

Глава седьмая

Пробуждение было внезапным, резким и пугающим. Только что Ориэль пребывала в ином мире – мире сна, где звук гитары вдруг превратился в горестный крик большого белоснежного лебедя, где на каждом шагу на ее пути вырастал молодой мужчина с длинными каштановыми волосами, – а в следующее мгновение она уже лежала, проснувшись, с бешено колотящимся сердцем, и разглядывала потолок, сжимая покрывало повлажневшими руками.

Однако ничего необычного и страшного не было, и, лежа в тихой утренней прохладе, Ориэль прислушивалась к каждодневным мирным звукам пробуждающегося дома: звяканью цепей, хлопанью дверей, голосам слуг.

Быстро выскочив из постели, Ориэль простучала босыми ногами по грубым доскам пола и подбежала к тому окну, из которого открывался самый лучший вид на окружающие замок земли. Серебряное, еще не набравшее полную силу солнце с трудом пробивалось сквозь туманную дымку, лебеди еще спали на берегу рва, сверкавшего изумрудно-зеленой водой. Струящийся снизу дымок говорил о том, что в зале уже разожгли огонь, а приятный аромат подсказал, что скоро будет готов свежий хлеб.

Склоны окружного рва едва просвечивали сквозь туман, но на дальних, более высоких холмах хорошо были видны деревья, стоявшие в полном летнем убранстве. Через два часа туман разойдется и станет жарко – отличный денек для прогулки верхом. Ориэль перебежала в соседнюю спальню – посмотреть, проснулась ли ее мать или еще спит.

Во сне Маргарет выглядела гораздо лучше – рассыпавшиеся по подушке волосы и смягчившиеся черты делали ее моложе и привлекательнее. Она спала одна – Роберт снова уехал в Баттль, – и ее фигура на фоне огромной постели казалась маленькой и уязвимой. Ориэль вдруг ощутила чувство вины – вины за то, что часто обижалась на мать и не могла простить ей приступов раздражения. Повинуясь безотчетному порыву, она обняла ее и поцеловала и щеку.

– Роберт? – еще не проснувшись, пробормотала Маргарет.

– Нет, мама, это я, Ориэль. Спи.

Однако Маргарет уже открыла глаза и увидела, что лежит в своей спальне, а над ней склонилась и с любовью заглядывает ей в лицо дочь.

– Еще совсем рано, – сказала Маргарет. – Почему ты уже встала?

– Я не могла спать. Мне снился странный сон, он-то и разбудил меня. Мама, сегодня будет прекрасный день, можно нам выехать?

Маргарет, зевая, уселась в постели:

– Я собиралась вместе с Коггером съездить во дворец, у меня приготовлена битая птица в подарок архиепископу. Если хочешь, поедем вместе.

И хотя Маргарет знала, что должна была предложить дочери сопровождать ее, на секунду она все же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Застарелое чувство зависти вновь овладело ею: будь воля Маргарет, ее бы никогда не видели рядом с Ориэль, чтобы редкая, изысканная красота дочери лишний раз не подчеркивала уродство матери.