Роберт Джордан - Память Света Страница 24

Ветер дул на восток, спускаясь с величественных гор к пустынным холмам. Он полетел через место, известное как Западный Лес, где некогда в изобилии росли сосны и кожелист, но теперь остался лишь густой спутанный подлесок да изредка возвышающиеся над ним дубы. Они казались поражёнными какой-то болезнью — кора клочьями отваливалась от стволов, ветви поникли. Все до единой сосны сбросили свои иголки, точно коричневым покрывалом усеяв ими землю. Ни одной почки не распустилось на иссохших, напоминающих кости скелета ветвях деревьев Западного Леса.

Ветер дул на северо-восток сквозь скрипевший и трещавший под его порывами подлесок. Стояла ночь, и в чахнущей земле рылись тощие лисы в тщетных поисках живой добычи или какой-нибудь падали. Не раздавались трели перелётных птиц, и — что поразительнее всего — по всей земле смолк даже волчий вой.

Ветер вылетел из леса и понёсся через Таренский Перевоз, вернее, через то, что от него осталось. Когда-то это был неплохой, по местным меркам, городок. Мощёные булыжником улицы, возвышающиеся над фундаментами из краснокамня потемневшие теперь дома, возведённые на пороге земель, известных как Двуречье. Дым уже давно перестал куриться над пепелищем, но восстанавливать было нечего — от городка мало что осталось. Среди руин рыскали в поисках добычи одичавшие собаки. Почуяв ветер, они поднимали к небу голодные глаза.

Ветер устремился на восток и пересёк реку. Там, несмотря на поздний час, по дороге от Байрлона к Беломостью с факелами в руках брели кучки беженцев. На людей с опущенными головами и поникшими плечами было жалко смотреть. Среди них были меднокожие доманийцы, которые, судя по их истрепавшейся одежде, с весьма скудными припасами осуществили трудный переход через горы. Другие пришли и вовсе издалека: тарабонцы в грязных вуалях и с безумными глазами, фермеры из Северного Гэалдана с жёнами. Все были наслышаны о том, что в Андоре есть еда, что в Андоре жива надежда, но пока они не нашли ни того, ни другого.

Ветер летел на восток вдоль реки, текущей меж ферм без урожая, меж лугов без травы, садов без плодов, меж покинутых деревень, меж облепленных воронами деревьев, чьи ветви напоминали кости с облезшей плотью. Изредка внизу из зарослей сухой травы выглядывали измученные голодом кролики или дичь покрупнее. Надо всем этим нависали гнетущие вездесущие тучи. Временами из-за плотного покрывала облаков невозможно было отличить день от ночи.

Ветер достиг величественного Кэймлина и свернул на север, прочь от города, горящего оранжево-алым пламенем и неистово извергающего чёрный дым навстречу голодным тучам. Война подкралась к Андору в ночной тиши. Беженцы, стремящиеся сюда, скоро обнаружат, что шли навстречу опасности. И неудивительно — опасность теперь была повсюду. Единственным способом не идти ей навстречу было оставаться на месте.

По пути на север ветер пролетел мимо отчаявшихся людей, сидящих на обочинах дорог поодиночке или небольшими группами. Одни лежали, ослабев от голода, глядя на рокочущие, бурлящие тучи. Другие шли вперёд, навстречу неизвестности. На север — на Последнюю Битву, что бы это ни значило. В Последней Битве не было надежды. Последняя Битва означала смерть. Но там следовало быть, туда нужно было идти.

В вечерней дымке далеко к северу от Кэймлина ветер достиг большого скопления людей. Широкое поле раскинулось среди лесов, и на нём, словно опята на гниющем бревне, теснились палатки и шатры. У лагерных костров ожидали своего часа десятки тысяч солдат, и не без их помощи лес вокруг лагеря быстро редел. Ветер пронёсся меж солдат, бросая дым от костров им в лица. В отличие от беженцев, они не выглядели отчаявшимися, но всё же нечто внушало им ужас. Они видели исстрадавшуюся землю, гнетущие тучи над головой. Они знали.

Мир умирал. Солдаты сидели, уставившись на пламя, наблюдая, как огонь пожирает дерево. То, что некогда было живым, уголёк за угольком превращалось в пепел.

Несколько человек осматривали доспехи, которые начали ржаветь несмотря на то, что были хорошо смазаны. Группа Айил в белых одеждах носила воду — бывшие воины отказались вновь взять в руки оружие, хотя они уже исполнили свой тох. Кучка испуганных слуг, уверенных, что завтра разразится война между Белой Башней и Драконом Возрождённым, обустраивала хранилища внутри терзаемых ветром шатров. С уст мужчин и женщин в темноте то и дело срывались горькие слова правды: «Это конец. Всё кончено. Всё сгинет. Конец».

Вдруг раздался смех. Из огромного шатра в центре лагеря струился тёплый свет, вырываясь снизу и вокруг створок шатра. Внутри, запрокинув голову, смеялся Ранд ал’Тор, Дракон Возрождённый.

— И что же она сделала? — отсмеявшись, переспросил Ранд. Он налил кубок красного вина себе, а потом и Перрину, который покраснел, услышав вопрос. «Он стал жёстче, — подумал Ранд, — но каким-то образом сумел не растерять всю свою невинность и простодушие». Для Ранда это открытие было чем-то восхитительным. Чудом, словно найденная в брюхе форели жемчужина. Перрин был сильным, но его сила не сломила его.

— Ну, — ответил Перрин, — ты же знаешь Марин, какая она. Она даже на Кенна умудряется смотреть, как на непутёвого ребёнка. А тут она застала меня с Фэйли на полу, словно глупых подростков… Думаю, она не знала, что с нами делать — то ли посмеяться над нами, то ли отправить на кухню котлы драить. Порознь, чтобы уберечь нас от беды.

Ранд улыбнулся, пытаясь себе это представить: Перрин — большой, сильный и крепкий, одним словом, Перрин! — обессилел настолько, что едва мог ходить. Абсурдное зрелище. Ранд подумал бы, что его друг преувеличивает, но Перрин всегда был кристально честен. Странно, как сильно может измениться человек, в то время как самая его суть остаётся прежней.

— Как бы то ни было, — продолжил Перрин, глотнув вина, — Фэйли подняла меня с пола, усадила на коня, и мы оба с важным видом уехали. Я мало что сделал, Ранд. Бой провели другие, а я с трудом мог даже чашку ко рту поднести. — Он замолчал, взгляд его золотых глаз стал задумчивым. — Можешь гордиться ими, Ранд. Без Даннила, твоего отца и отца Мэта — без них всех я бы не справился и с половиной того, что сделал. Нет, даже с десятой частью.

— Верю, — Ранд пригубил вино. Льюс Тэрин любил вино. Какой-то части Ранда — той, где таились воспоминания человека, которым он был когда-то — вино не понравилось. Мало какие вина нынешнего мира могли соперничать с великолепными сортами Эпохи Легенд. Во всяком случае, не те, что ему доводилось пробовать. Он сделал небольшой глоток и отставил кубок в сторону. Мин всё ещё дремала в другой части палатки, отгороженной занавеской. Увиденное во сне разбудило Ранда, но визит Перрина отвлёк его от мыслей о произошедшем, чему Ранд был только рад.