Генри Олди - Гарпия Страница 24

Обмениваясь между собой знаками, от комментариев они воздерживались. Кому охота в чулан? – темень, сырость, диспуты с голодными мышами…

– Вступительная лекция «Основы манонакопления», – вслух прочел мальчик в заштопанном камзольчике. Он вцепился в планшет расписания обеими руками, очень боясь, что людской водоворот унесет его отсюда, завертит – и выбросит где-то, где нет в жизни счастья. Недоверие, свойственное тем, кому удача улыбалась редко, омрачало детскую радость. Неужели правда? Он, Яцек Деггель из Лотрены – королевский стипендиат?!

Даже недавняя попойка в «Шляпе волхва» не смогла до конца убедить Яцека в реальности происходящего. Утром болела голова, хотелось пить, а веры не прибавилось ни на грош.

– Аудиторию глянь! И корпус.

– Корпус – главный. Аудитория 5-14. Это где?

– Здесь. На пятом этаже, небось. Дальше у нас что?

– Введение в теормаг. ГК, 3-04.

– Нормально, – тоном бывалого студента отозвался Клод. – В другой корпус топать не надо. Яцек, вылезай, а то опоздаем…

Выбраться из напирающей толпы оказалось труднее, чем достичь сердцевины. Когда Яцек наконец предстал перед сокурсниками, оправляя растерзанную в давке одежонку, его подхватили и волоком доставили в безопасное место – через холл шествовала процессия без пяти минут магистров с факультета интенсивного экзорцизма. К этим старались близко не подходить: каждый экзорцист нес клетку – дно из железа, купол из прутьев олеандра. В клетках верещали мелкие бесы – улов с летней практики.

Корча рожи, приплясывая, дерзко выпятив налитые кровью приапы, они – бесы, а не экзорцисты – обещали любому, кто согласится на одержимость, сорок бочек наслаждений.

Последним, ухмыляясь, шел толстяк – староста группы. Он нес глазурованный, опечатанный по всем правилам кувшин. Из недр кувшина доносился смачный храп джинна. Похоже, тот был рад отдохнуть тысчонку-другую лет от разрушения городов и возведения дворцов.

– Ого, сколько наловили!

– Тоже мне невидаль! – скривился Хулио Остерляйнен, взлохматив пятерней свою примечательную шевелюру. – Это разве бесы? Мелочь пузатая!

– Ты хотя бы мелочь поймай, герой.

На плечо Хулио легла тяжелая лапа самого старшего из первокурсников – усача Теодора. Подначить по-деревенски обстоятельного, невозмутимого Теодора не получалось даже у записных насмешников. Зато усач был единственным на курсе, способным по-доброму утихомирить любого зубоскала.

– Видел я эту мелочь. Пакостят по-взрослому…

И никто в это время не смотрел на Яцека Деггеля, который провожал экзорцистов странным, остановившимся взглядом. Не может, не должен так смотреть мальчишка, которому не исполнилось и шестнадцати; сопляк, в восхищении чуть не извертевшийся на пупе: я!.. студент!..

– Не смейся над бесами, – сказал мальчик, и Хулио подавился заготовленной остротой. – Иначе они посмеются над тобой.

Когда-то семейство Деггелей знавало лучшие времена. Яцек этих времен не застал, но много слышал о них от бабушки. Долгими зимними вечерами, забравшись под теплое стеганое одеяло, украшенное, как и все белье в доме, красивым вензелем, мальчик внимал историям – о славных деяниях предков, о былом величии и богатстве рода, о знатных гостях и блистательных приемах.

Рассказы украшали реальность, как привявший цветок – лохмотья нищенки.

Родился Яцек в ветхом деревянном домишке на окраине Лотрены. Огород за домом, пыльная улочка за окном, редкие походы в лавку. Мать с утра до ночи пропадала в ратуше – на ее скудное жалованье архивариуса жили три человека. Отца Яцек не знал. Мать говорила, что отец был полковником и погиб в сражении. Чопорная бабушка со скорбно поджатыми губами, пропалывая капусту или прибираясь по дому, надевала полотняный фартук и белые перчатки, застиранные до дыр. Злословие соседок Эмма Деггель молча игнорировала – и те в конце концов отстали от нее.

Скучно бросаться дерьмом, не видя результата.

Бабушка всегда ходила с прямой спиной, гордо подняв голову. Внук старался ей подражать. Выходило не очень, но он старался. Статус нетитулованных нобилитов, если честно, более чем скромный, представлялся малышу графской – королевской! императорской! – короной. Предок Заслав, которого герцог д\'Лариньоль пожаловал дворянством, был для Яцека героем. Стычка с вражеским отрядом, где отличился Заслав – величайшей битвой всех времен и народов!

Что уж говорить о крошечном поместьи Деггелей к северу от Лотрены, проданном за долги? Мальчик ни разу не видел поместья, но воображал себе дворец из сказки. Множество слуг, одетых в ливреи, фамильные угодья простираются на сотни лиг… Возвращаться из мира грез в сквозняки убогого жилья было ужасно!

К пяти годам, благодаря стараниям бабушки, Яцек научился бегло читать. С этого момента он попал в кабалу, вынужден ежедневно штудировать историю своей семьи, увековеченную на пожелтевших от времени страницах – тяжеленный фолиант в переплете из телячьей кожи стоял на почетном месте, в шкафу под стеклом. История обрывалась за два года до рождения Яцека: именно тогда у Деггелей закончились деньги на оплату семейного биографа.

Надо отдать бабушке должное: она, как могла, пыталась дать внуку всестороннее образование. Чтение и каллиграфия, арифметика и история, два иностранных языка – все, что знала сама, Эмма Деггель передавала мальчику, видя в нем единственную надежду на возрождение их облетевшего, подрытого свиньями генеалогического древа.

Про отца он все же сумел узнать правду. Правда была отвратительна. Бабушка хотела смягчить удар: дескать, пусть не в сражении, но отец Яцека погиб на дуэли. Увы, врать она не умела. Да и соседи помогли, просветили: Ференц Деггель, игрок и гуляка, промотав семейное состояние, был убит в драке мясницким ножом.

Известие мальчик воспринял стоически. К тому времени красивая сказка и так рухнула. Реальный мир безжалостно вторгался в мечты насмешками ровесников, обидными дразнилками, разбитым в кровь носом – защищая честь рода, Яцек рискнул затеять драку.

Драться он не умел. Не хватало силенок, а главное – ярости. Но книги и бабушка научили его другому: упорству. Смешному, нелепому, великому и самоубийственному упрямству, которое умеет все, кроме сущего пустяка – сдаваться и отступать. Когда Яцеку не давалась арифметическая задача, он мог потратить на поиски решения час, день, неделю, вцепившись в задачу мертвой хваткой, как бульдог.

В книгах ничего не говорилось об уличных драках. Там описывались битвы, дуэли и поединки чести. А подставить ножку, и кулаком по физиономии – какое тут благородство? Значит, надо вызвать обидчика на дуэль.