Александр Лоскутов - Разорванный круг Страница 25

А потом началась безумная чехарда ударов и контрударов, выпадов и переворотов, обманных движений и прямых столкновений, когда магические лезвия, рассыпая искры, с протестующим скрежетом встречали друг друга. Мелькающие острия рассекли золоченую портьеру, срубили руку у одной из бесчисленных статуй, превратили ковер в лохмотья.

Ни один смертный человек не мог бы показать подобную технику боя. Принужденные уже не были людьми, они не боялись смерти, они не просили пощады и не давали ее, их питала сила своих хозяев. Неразличимые простым глазом движения неизменно натыкались на ответные действия врага.

Сила против силы. Скорость против скорости. И хорошо еще, что оба сошедшихся в противоборстве человека не обладали даже зачатками магического дара. Творцы не могли направить свои силы в эти тела. А иначе от дворца уже остались бы только головешки.

Сидели на креслах в разных уголках Мироздания Маркел и Иринарх, и по их лицам катились капли пота. А две человеческих марионетки сцепились на далеком Пирту не на жизнь, а на смерть. И от результатов этого поединка зависела судьба целого мира.

Да, сами по себе принужденные глупы и узколобы. Контролирующее их волю заклинание не способно планировать или предсказывать действия врага. Но если в тела смертных вселяются силы Творцов...

Враждующие кукловоды свели своих марионеток в поединке.

Удар. Удар. Ответный выпад. Уклониться. Контратаковать снизу. Лезвие шрокена прошло буквально на волосок от границы защитного покрывала кольца Раканаса. Подпрыгнуть и перевернуться в воздухе, отмахнувшись от вражеского удара. Упала на пол срубленная посудная стойка. Дорогой фарфор с Вал-Накина вдребезги разбился о каменные плиты пола.

Проклятье... Упавшая доска ударила чиновника под колено. Нога подвернулась. И в тот же миг выпад повара достиг своей цели. Громко завизжало кольцо Раканаса, отражая удар. По незримой завесе щита на уровне груди пролегла темная полоса. Толчок пронзившей виски боли заставил недвижимое лицо чиновника слабо вздрогнуть. За много-много миль отсюда Маркел, прикусив губу, вновь послал неслышный сигнал. Растянувшийся на полу человек вдруг крутанул грозное двузубое копье. С недовольным выкриком отскочил повар, глядя на пролегающую по бедру черную полосу поврежденного защитного барьера.

Удар. Блокировать выпад врага. Кулаком в лицо. Удар. Кровь застилает глаза...

Двое непримиримых противников вновь мягко скользнули навстречу друг другу. Оба человеческих тела уже были на последнем издыхании. Вывернутые суставы, лопнувшие жилы и расползающаяся по телу синева бесчисленных кровоподтеков, лохмотья разодранной кожи и текущие по рукам тонкие струйки крови создавали невероятно ужасное зрелище. Сломанная левая рука повара висела, все еще слабо подергиваясь. Белая кость в кровавом обрамлении выпирала чуть выше локтя. Из носа и ушей чиновника густо струилась кровь. Но никто не подавал и признаков боли.

Разве марионетки чувствуют боль?

С грохотом и лязгом доспехов в коридор вылетели привлеченные шумом сражения солдаты. В приоткрытую щелку украшенных резьбой дверей выглянул испуганный губернатор.

И они увидели всего лишь два смазанных силуэта, мечущиеся по коридору. Всполохи красноватого пламени и рассыпающиеся вокруг искры сопровождались пронзительным скрежетом.

Разбрызгивая вокруг капли своей и вражеской крови, два человеческих силуэта продолжали сражаться.

Бой окончился внезапно и совершенно неожиданно для обеих сторон. С хрустом подломилась нога повара - еще одна кость в хрупком человеческом организме не выдержала титанического напряжения. Мгновенно воспользовавшийся ситуацией чиновник нанес сокрушительный удар. Его соперник успел уклониться от смертоносного острия, но избежать удара простым деревянным древком было выше его сил.

И хотя кольцо Раканаса отразило удар, этот толчок стал последней каплей. Потерявший равновесие повар безмолвно упал с высоты шестого этажа, рассыпая вокруг сверкающие осколки стекла. Припорошенные снежком ступени дворца украсились большим кровавым пятном. В разбитое окно ворвалось ледяное дыхание зимы.

И прямо на глазах потрясенных легионеров изуродованное тело чиновника, еще несколько минут назад бывшее человеком, слабо улыбнулось, радуясь освобождению от чужой давящей воли, и медленно сползло по стене, оставляя кровавый след.

Где-то далеко-далеко Маркел негромко прошептал проклятие.

Где-то далеко-далеко Иринарх в сердцах ударил кулаком по столу.

Часть вторая

Огонек в ночи

Времена изменились. Вопреки всяким ожиданиям древняя война не вспыхнула всепожирающим пламенем, жадно набросившимся на беззащитное Мироздание. Теперь обе стороны действовали куда более осторожно. Раскол вместе с его беспорядочной чехардой ударов и столкновениями исполинских сил, остался в прошлом. Эстафету древней войны приняли смертные.

В одночасье вернувшиеся из заточения Высшие Силы больше не кидались в безоглядную драку. Маркел, Иринарх и Арминия ждали. Превратившись в кукловодов, они сидели в своих вооруженных до зубов и превосходно защищенных крепостях, предоставив человечеству самому решать свою судьбу.

На поля незримых сражений вышли люди. Смертные. Добровольно или под принуждением они вставали в ряды армий. Мироздание, как и семнадцать веков назад, разделилось на два лагеря. Две силы вновь поднялись друг против друга.

Но теперь все было иначе...

Война набирала силы. Война неслышимая и невидимая. Война, где сражения велись среди дворцовых коридоров и около лежащих на столах генеральских значков. Война людей против людей. И трофеями тоже служили люди. В зависимости от исхода невидимого столкновения какая-нибудь незначительная фигурка генерала или второстепенного политика переходила из одного лагеря в другой. Принуждение накладывалось, изымалось, и накладывалось вновь.

И об этом незримом, но абсолютно безжалостном конфликте знали лишь весьма немногие. Подавляющее большинство - торговцы, крестьяне, мастеровые - даже не подозревали, что Империю изнутри раздирают невидимые когти двух титанических сил. Жизнь в городах и деревушках практически не менялась, тогда как фактически власть над миром переходила из рук в руки по несколько раз на дню.

Некоторые миры, в свою очередь, оказались разбитыми на многочисленные фракции. И бывало так, что стоящий на посту солдат какого-нибудь приграничного легиона задумчиво поглядывал на едва различимую у самого горизонта фигурку часового соседнего отряда, которую сержант только что объявил врагом... А завтра враг снова станет другом.