Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста Страница 25

Кожаные штаны, видимо, Слая — он был повыше, пришлись впору, кожаная рубаха — неизвестно чья, первая попавшаяся, тоже оказалась как раз. А новые, будто бы даже не одеванные ни разу сапожки просились отплясать в них посреди ярмарки, показывая восторженным зрителям то носок, то пятку.

Одевшись, Охвен взял свое нехитрое имущество и пошел на шум недалекого моря. Он понял, что теперь готов выйти к человечеству. Осталось только найти его. Почему-то мысль о погоне, как и об убитых им людях, в голову уже не приходила.

Охвен брел по самому краю леса, наблюдая, как солнце медленно скатывается все ниже и ниже, приближаясь к самим верхушкам волн. Вдалеке, уткнувшись носом в полоску прибоя, стоял дракар. Охвен удивился, неужели Рагнир — старший на своей новой ладье отправился к нему наперехват? Присмотревшись, он убедился, что это совсем другое суденышко, а на нем, стало быть, совсем другие люди.

Ветер был от него, поэтому Охвен решил обойти по лесу место стоянки незнакомцев, а потом осторожно приблизиться, соблюдая всю свою секретность. Присмотревшись, можно было и решить, что делать дальше.

Ему удалось подобраться достаточно близко: он слышал чужую речь, не понимая в ней ни слова, вдыхал запах дыма и доброй еды. Однако, выйти просто так не хватало решимости, потому что по своему невеселому опыту он знал: поймают, побьют и, чего доброго, лишат жизни и новых сапог.

Охвен так же осторожно начал отходить обратно, но уже почти в лесу, бросив взгляд вокруг, почувствовал, что что-то не так. Он остановился на месте и замер. На самом деле он пытался зрительно вспомнить, что же такое он увидел, не крутя в это время по сторонам своей головой. Зрительная память услужливо выдавала ему картинки раз за разом. Охвен даже зажмурился, чтобы легче было видеть. Наконец, он осознал, что же было странное: сосредоточенное бородатое лицо в кустах. Что ж, уйти просто так ему уже не дадут. Ведь это лицо принадлежит, вне всякого сомнения, не лесному духу.

Охвен, мгновенно вспотев, тряхнул головой: от судьбы не убежишь. И сделал шаг по направлению к маленькому лагерю викингов. Он шел совершенно открыто, ощущая за спиной рукояти мечей. Они то ли обещали помощь, то ли злорадно пихали в плечи: попался, беглец!

Его заметили, но никто не суетился: все смотрели и ждали. А Охвен шел вперед, хотя уже не хотел даже есть, а хотел внезапно скрыться отсюда, чтоб его никто не вспомнил. Но шаг за шагом приходилось приближаться к неотвратимой судьбе. Спокойствие и молчание викингов на самом деле пугали гораздо больше, как если бы они, подняв мечи, бросились навстречу. Внезапно, кто-то из незнакомцев резко взмахнул рукой и Охвен, вздрогнув от неожиданности, остановился: на расстоянии шага перед ним затрепетал, воткнувшись в песок меч.

Охвен понял, что идти дальше вперед уже нельзя — меч отчертил границу дозволенного приближения. Он остановился и, не утерпев, оглянулся: за спиной, отрезая обратную дорогу к лесу, стоял человек.

Все молчали, ну, и Охвен тоже не произносил ни слова. Викинги внимательно разглядывали его, а ему снова захотелось есть. Он стоял и скучал. Казалось, уже солнце вот-вот утонет в море, а воины не шевелились.

Однако, Охвен снова вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса:

— Снип снап снурре пурре базелюрре.

Тон был отнюдь не грозный, но дружеского участия в нем не слышалось. Надо было что-то отвечать:

— Да вот, зашел на огонек. Может, едой угостите?

Сказал он это на родном, карельском. Викинги переглянулись. Не поняли ничего. Хорошо. Можно попробовать снова.

— Оголодал весь. Может, угостите?

На сей раз его слова оказались понятными, потому что он говорил уже по-датски. Если бы и на них никто не отреагировал, то других языков Охвен больше не знал, пришлось бы рисовать пальцем на песке.

— Датчанин? — спросил один из викингов.

Охвен отрицательно помотал головой.

— Кто таков? — на датском поинтересовался тот же викинг. Судя по тому, что остальные воины с интересом смотрели на говорившего, они ни черта не понимали.

— Издалека я, — уклончиво сказал Охвен.

— Что хочешь?

— Есть.

— Ну, садись. Поешь с нами, — сказал викинг и, видя, что Охвен не трогается с места, подошел и выдернул меч. — Иди.

Викинги расступились, освобождая дорогу к костру.

Охвену дали в руки деревянную плошку с рыбой и фляжку с водой. Стараясь сохранять достоинство, он осторожно подцепил еду двумя пальцами. Желудок завыл, как мартовский кот, люди вокруг рассмеялись. Это, вообще-то, ничего не значило: не прекращая смеяться, кто-нибудь мог запросто смахнуть мечом голову с плеч.

К переводчику начали обращаться с вопросами.

— Куда идешь?

— Домой, — сказал Охвен, наслаждаясь вкусом варенной рыбы, которая просто таяла во рту.

— Откуда идешь?

— От датчан.

— Не понравилось быть у них?

— Нет.

В это время кто-то из викингов показал пальцем на руки Охвена, точнее, на его запястья, вылезшие из рукавов. Понятно, что он там мог обнаружить: кандальные следы. «Ну, вот, — подумал Охвен. — Поели, теперь можно и помирать».

— Ты — раб? — безразлично спросил переводчик.

Охвен отложил пустую плошку и поднялся на ноги. Он посмотрел на того, самого наблюдательного, и сказал, обращаясь к нему:

— Может, ты мне расскажешь, что такое раб? У тебя больше опыта?

Переводчик перевел. Все викинги расхохотались, а задавший вопрос поднялся на ноги. Его лицо выражало некоторую растерянность. Однако один человек, видимо вождь, успокоил своего воина, пробормотав несколько слов. Тут же к Охвену снова поднесли блюдо с рыбой, да еще и красивую ржаную лепешку сверху:

— Еще еды?

— Нет! — твердо сказал Охвен, но решительный отказ вызвал протест у живота. — Не откажусь.

Все опять засмеялись, а громче всех тот, что спрашивал про «раба».

— На твоей рубашке кровь, — сказал через переводчика вождь.

— Это не моя кровь, — ответил Охвен. Он хорошо поел и теперь совсем не прочь был уйти в лес подальше от этих опасных людей. — Что я должен за ваше радушие, вождь?

— Как тебя зовут, странник? — вместо ответа поинтересовался вождь.

Охвен хотел, было, назвать себя кем-то, хоть Бобиком, но передумал — какой смысл скрываться? Маленькая ложь зачастую ведет за собой большую.

— Охвен, — представился он.

— Я — Торн, а это мои девочки, — сказал вождь, обводя рукой косматых и бородатых мужиков, занятых настоящим мужским делом: внимательно слушать и запоминать чужие слова — вдруг что веселое скажут? — В смысле — мои дочки. Так вот, Охвен, взять с тебя нечего, да не больно то и хочется. Но попросить сделать кое-что в уплату за добрую еду — попрошу.