Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста Страница 26

Охвен хотел, было, назвать себя кем-то, хоть Бобиком, но передумал — какой смысл скрываться? Маленькая ложь зачастую ведет за собой большую.

— Охвен, — представился он.

— Я — Торн, а это мои девочки, — сказал вождь, обводя рукой косматых и бородатых мужиков, занятых настоящим мужским делом: внимательно слушать и запоминать чужие слова — вдруг что веселое скажут? — В смысле — мои дочки. Так вот, Охвен, взять с тебя нечего, да не больно то и хочется. Но попросить сделать кое-что в уплату за добрую еду — попрошу.

Охвен коснулся рукой своих мечей за плечами, но Торн не дал сказать ему ни слова:

— Эти мечи не стоят двух плошек с рыбой. Я не собираюсь обирать тебя. Просто выйди в круг и покажи, как умеешь ими пользоваться. А мой воин тебе в этом поможет, — он кивнул в сторону большого детины, обладающего наблюдательностью. Тот с довольной улыбкой поднялся с места.

Охвен тоже поднялся, вытаскивая из ножен один из мечей. Но ему в руку сунули деревянный муляж, наподобие того, что был у него при поединках с Рагниром. В самом деле, не убивать же друг друга они собираются! Во всяком случае, не сейчас.

— Эй, Охвен, скажи: почему ты ушел от датчан? — спросил его кто-то.

— Они не пытались узнать моего имени! — ответил он и вышел в круг, который больше походил на широкую полосу песка от моря и до леса.

Соперник напал сразу же, нанося удары сверху и сбоку с частотой дятла. Верхний удар Охвен парировал, боковой же пропустил мимо себя. Так действовал он подряд несколько раз, все ожидая, что противник резко изменит тактику и преподнесет какой-нибудь хитрый выпад с полувольтом. Но тот увлеченно рубил одними и теми же движениями, оттесняя Охвена к группе камней у самой воды. Если это была военная хитрость, чтобы усыпить бдительность оппонента, то она явно затянулась. Тогда Охвен решил, что хватит пятиться назад и, поднимая меч для отражения очередного рубящего удара сверху, припал на левое колено, выставив ногу вперед. Его противник не обратил на это внимания, намереваясь снова ударить сбоку. Но в это время, переводя деревянный меч обеими руками вправо, он на секунду заслонил глаза своей левой рукой. А Охвен в тот же миг, перенося вес на левую ногу, правую, получив солидный замах, впечатал под живот викингу. Если бы он вложил всю силу в этот пинок, то поединок бы сразу же закончился. Сидящие у костра викинги, все, как один, поморщились и ухватились у себя между ног.

Противник тоже почувствовал неладное и, не доведя своего удара до завершения, опустил обе руки под живот, проверяя, все ли на месте. Конечно, если бы Охвен не придержал ногу, то удара мечом весьма возможно бы и не понадобилось. Но он на всякий случай рубанул изумленного викинга по плечу.

— Довольно! — крикнул вождь, и все его «девочки», как по команде загоготали в приступе дикого веселья.

Удостоверившись, что он все еще остается «девочкой» мужского пола, засмеялся и противник Охвена. Хотя по плечу у шеи ему Охвен приложился крепко, но тот не обращал на это внимание.

Вождь что-то бросил своим людям и те принесли две крепкие жерди, забрав распушенные мечи. Вот это было уже хуже: Рагнир и Слай никогда не давали Охвену в руки длинную палку для обороны, предпочитая избивать безоружного. Поэтому он и не мог, самостоятельно обучаясь по памяти ночью, как следует придумать, как парировать удары и наносить их самому.

Викинг опять начал энергично атаковать, а Охвен, слабо отбиваясь, начал так же живо отступать к камням. Сначала все подумали, в том числе и противник, что это опять какая-то военная хитрость, но когда Охвену попало несколько раз по рукам и спине, засомневались. А викинг, почувствовав слабину, начал обрабатывать карела, отыгрываясь за предыдущее смешное поражение. Охвен отступал все быстрее и быстрее. Стало понятно, что победы добиться ему не суждено.

Когда до каменной гряды осталось несколько шагов, Охвен повернулся к противнику спиной и побежал к валунам, будто надеясь найти у них защиту. Нападающий устремился следом. Вождь уже собирался прекратить поединок, как, вдруг, случилось невероятное.

Охвен, стремительно достигнув камней, воткнул жердь в щель между ними и, опираясь на нее руками, прыгнул на вершину. Шест слегка согнулся, но не сломался и перенес прыгуна на большую глыбу, венчающую собой эту кучу. Преследователь подбежал следом, отстав всего на пару шагов. Но зря он так торопился, потому что выпущенная из рук Охвена палка резко выпрямилась и звонко щелкнула викинга по лбу. Тот, оглушенный, сначала сел на песок, потом лег: в голове у него играли трубы и крутили хороводы звездочки, призывно поблескивая лучами. А Охвен спрыгнул с камня, неторопливо подобрал булыжник посолиднее и, занеся его обеими руками над головой, изобразил, как сейчас опустит его на голову поверженного врага.

— Довольно! — закричал вождь, и все повскакали со своих мест. Они бросились к Охвену, хлопали его по плечам и смеялись: незнакомец их здорово развлек.

Потом побрызгали водой на лицо поверженного поединщика, и все вместе вернулись к костру. На лбу у дуэлянта выросла огромная, как рог, шишка. Все стали называть его одним и тем же словом. Охвен, в свою очередь, тоже повторил на незнакомом ему языке: «Рогатый», чем вызвал очередной приступ смеха. Ему дали чарку бражки, и вождь спросил:

— Где твой дом?

— В Гардарике, — ответил Охвен, полагая, что не говорит ничего предосудительного.

— Как же ты думаешь до него добраться? — удивился Торн.

Охвен пожал плечами:

— Пешком.

Викингов ответ очень позабавил. Вообще, они очень любили смеяться. Охвен осторожно поинтересовался у толмача:

— Почему вы всегда так хохочете?

— У нас все смеются, — ответил тот и, видя недоуменный взгляд, добавил. — Вождь наш имеет прозвище Веселый Торн. Ему предсказали, что до тех пор, пока он и его люди будут смеяться — они непобедимы. Поэтому мы даже во время жестокой сечи хохочем во все горло. Пока предсказание действует.

Тем временем солнце скрылось в волнах, и викинги стали собираться спать. Охвен решил, что пора ему и честь знать. Он отложил пустую кружку и поднялся, но никак не находил слов, чтобы поблагодарить и уйти. Вождь поманил его подойти ближе.

— Короче так, Охвен, до своей Гардарики пешком ты вряд ли доберешься, — сказал он через переводчика. — Хочешь — присоединяйся к нам, твое дурное умение нам может пригодиться. Потом, когда найдется лодка, которая пойдет в твои края, договоришься о месте. Если, конечно, доживешь. Думай до утра. Не решишься — уходи, вольному — воля.

Последняя фраза очень пришлась по душе бывшему пленному. Даже в тайных мыслях Охвен не называл себя рабом. Он покрутил головой, словно осматриваясь вокруг, зачем-то посмотрел на мерцающие звезды, высыпавшие на небе, и спросил: