Александр Серегин - Нереальные хроники постпубертатного периода Страница 26

— Вот именно кино, а тут кинотеатров десяток, кроме того танцы всякие для молодежи. Кстати ты скажи, почему до сих пор не женишься? Когда я такой, как ты был, ты уже в третий класс ходил, а у тебя даже невесты нет.

— Это я всегда успею, лишь бы денег поднакопить. С деньгами за меня всякая пойдет. Вот осенью подойдет моя очередь на машину, «Волгу» буду брать. Приеду кстати в Одессу, здесь покупать буду. Нам дают специальный талон и можно покупать или в Москве или в другом большом городе. Я уже узнавал, в Одессе можно. На «Волге» я буду первый жених.

Петр Андреевич скептически смотрел на сына.

— Вова, а ты не забыл, как «это» делается. Я слышал у вас на Севере с бабами дефицит, на всех мужиков не хватает.

— Бабы есть, только я же говорю, за смену так накидаешься, не то, что бабу, жрать не хочется.

— Понятно, — Петр Андреевич сжал зубы, — знаешь, а мне иногда так бабу хочется, что жратва на ум не идет.

Вова громко засмеялся:

— Артист ты у меня, батя, всё не угомонишься. Только все юбки не перещупаешь.

— Все? Нет, но стремиться к этому надо.

— Оно, когда с деньгой, то можно и стремиться, а с пустым карманом куда? Все бабы поразбегаются.

— Вы там у себя на Севере кроме денег о чем-нибудь думаете?

— Думаем, конечно, у нас знаешь какой начальник? Зверь. Каждый день долбит: план, план, план.

— Значит про план и деньги. Наверное, еще про жратву. У вас там никто не повесился?

— Ты чего бать? Там даже повеситься некогда, все время работа, — Вова снова рассмеялся над своей «шуткой».

Петр Андреевич с грустью и жалостью посмотрел на сына.

— Ты когда уезжаешь?

— Послезавтра поезд на Сочи. Я там матери денег оставил, — Вова хвастливо подчеркнул, — тысячу рублей. Купите себе чего-нибудь, деньги немалые, тебе, наверное, полгода за них работать надо.

— Три месяца… за деньги, конечно, спасибо. Твоей матушке их всё время не хватает, я всё удивляюсь, куда она их девает. Ну, ничего, думаю, и эти куда-нибудь пристроит. Значит, оставаться не хочешь?

— Нет, бать, ну куда? Билет куплен. Назад никак, теперь, если даже его сдать, много денег потеряешь.

— Конечно, как же деньги терять? Пойдем спать?

— Сейчас пойдем, только я хотел, отец, с тобой поговорить. Ты бы с матерью, как-то помягче, жалуется. Говорит, обижаешь ты её, по дому ничего делать не хочешь, на дачу не ездишь, не помогаешь.

— Про деньги ничего не говорила?

— Говорила, конечно, пропиваешь много, говорила.

— Правильно, пропиваю, но ничего, ты сынок езжай в Сочи, а мы тут разберемся сами. У тебя всё равно времени мало, что ты будешь забивать себе голову? А мы тут сами, по-стариковски, потихоньку. Иди спать.

В палатке было душно и абсолютно темно. Ян с Верой со всего размаху грохнулись на жесткий пол, укрытый только тонким байковым одеялом. Совсем рядом кто-то сопел, а кто-то постанывал. Ян понял, что это в соседней палатке, только теперь ему стало ясно, почему Женька хотел ставить их подальше друг от друга.

В полной темноте Ян не мог найти Верины губы и тыкался то в ухо, то в шею. Всё проходило в спешке, суетливо, как будто они ужасно спешили отдаться друг другу. Внутренний хронометр подгонял их и от этого их движения были бестолковы и смешны. У Яна вспыхнуло в мозге: «Совсем не так, как с Броней».

Эта мысль была последней, когда он чего-то хотел от Веры.

Наступила пауза, Вера еще суетилась, а Ян лежал на ней неподвижно. Он застыл, оплыл и растворился в другом мире. Ему уже ничего не хотелось, совсем ничего.

Из соседней палатки раздался заключительный вскрик и наступила тишина.

Тишина была такой тонкой и чувствительной, что шум прибоя показался совсем близким, будто волны плескались у самого входа в палатку.

— Что-то случилось? — Вера тоже уже лежала неподвижно.

— Не знаю, ничего не случилось.

— И всё?

— Не знаю, наверное, всё.

— Ракита я тебе так не нравлюсь?

— Почему «так», причем тут это?

— Значит, не нравлюсь. Не повезло тебе, а Карина не приехала.

— Карина вообще здесь не причем.

— А, кто причем?

— Никто не причем. Где мои плавки?

— Идиот.

Ян натянул их и выполз из палатки. Костер догорел и только угли тлели, как красные неоновые огоньки. Ярко светила луна, Ян рассмотрел брошенную кем-то у костра пачку сигарет, достал одну и закурил. Он слышал, как в палатке всхлипывает Вера.

Всю ночь, до утра Ян просидел у костра. Он нашел, брошенную кем-то спортивную, куртку, накинул себе на плечи. Подбросил в костер оставшийся хворост, раздул огни. Стало теплее, можно было смотреть на огонь, курить и думать. До утра он выкурил всю пачку, долго слышал всхлипывания Веры, ему было её жалко, она ведь ни в чем не виновата.

— Сон в карауле — преступление перед трудовым народом! Смирно товарищ матрос! — это так шутил Андрей, застав Яна, спящего у костра. На улице было уже светло, но солнце только-только поднялось из-за горизонта. Ян испуганно вскинулся, силясь подняться, ноги затекли, он так и заснул сидя. Ответив другу вместо утреннего приветствия витиеватым матом, Ян, наконец, встал, разминая конечности.

Мат совсем не смутил Андрея, у него было прекрасное настроение, человека проведшего ночь не зря.

— Чего смурной такой, Петрович? Не дали выспаться? Так дело наше такое мужское, трудное, в общаге отоспишься. Пошли глосиков бить. Сегодня погода — лучше не придумаешь. Штиль, тут это бывает редко, здесь же никакого залива нет, открытое море, поэтому волна всегда выше, чем в Одессе или в Очакове. При волне, даже не очень большой море становиться мутным, потому что берег здесь естественно песчаный. Только волна пошла, сразу песок со дна поднимается и море становится молочного цвета, а сейчас вода, как слеза прозрачная. Все глоси, как на ладони. Вот мы их и насобираем.

Андрей взял маски, трубки, остроги, потянул Яна в море. Вода действительно была на удивление чистой, прозрачной, прохладной и бодрящей. Они зашли на глубину, где им было по грудь и просто легли на воду, опустив лица в масках вниз, рассматривая дно. На дне суетилась рыбная мелочь, проскальзывали бычки и главная цель охоты — глосики. Небольшая, неширокая камбала сливалась с песком, пряталась от хищников, возлежала на песчаном дне, выбирая такие места, где её труднее всего заметить: в ложбинках, за камнями. Андрей был опытнее и первый глосик попал к нему на кукан. Ян приноровился позже, несколько раз промазал, но быстро понял эту премудрость. За час они настреляли десятка три небольших рыбешек.

Когда из палаток стали выползать, особенно любящие поспать, Андрей с Яном возвращались с охоты. Если кто-то, когда-нибудь пробовал глосика жареного на костре, тот имеет понятие о вкусе настоящей жареной рыбы. Слегка хрустящие, обжигающие руки маленькие одноглазые чудовища были настолько вкусны, что их проглотили моментально. Охотникам девушки выражали особое восхищение, Андрей его милостиво принимал, Ян смущался и отмалчивался. За двоих говорил Новаковский. Объяснял, как они их ловили и почему глосик называется глосиком, при этом рассказ его перепрыгивал с одой темы на другую. Речь шла о камбаловидных, затем неожиданно перескакивала на древнегреческий город Ольвию, который много лет назад находился недалеко отсюда, потому, что название глось, происходило от греческого — морской язык.