Галина Гончарова - Тайяна. Вырваться на свободу Страница 27

Творческая атмосфера.

А вот в гардеробной им повезло. Ааша сделала стойку, зарычала и принялась прокапываться к вешалке. Яна переглянулась с Аэлой и последовала за волчицей.

И — не прогадала. Ааша вцепилась зубами в миленькое голубое платье и злобно рычала.

— И что это значит? — в голосе Аэлы было чистое любопытство.

— Давай я возьму его, посмотрим в комнате. Ааша?

Волчица мотнула головой, срывая платье с вешалки. Прошлась по гардеробной — и так же зацепила клыками еще одну вещь. На этот раз платье было нежно — зеленым с вышивкой и широкими кружевными рукавами. Подол тоже был богато отделан кружевом.

Аэла смотрела спокойно.

Ровно до тех пор, пока Тайяна не принялась тщательно, на свету, осматривать голубое платье. Прощупывать швы, проминать пальцами каждый его клочок.

— Что ты хочешь найти?

— то, что уже нашла Ааша.

— Но что?

Тайяна сосредоточено ощупывала лиф. Нет, ничего нет.

Пояс?

Подол?

А вот с последним ей повезло. Подол у платья был широким, по последней моде, в несколько слоев — и вот тут! Пальцы нащупали нечто…

— Ну‑ка…

Нож словно сам собой скользнул в руку. Уродовать ткань Тайяна не стала, безусловно, а вот распороть аккуратный шов изнутри — спокойно. Аэла нахмурилась, но молчала. Ахнула она, когда Тайяна медленно потащила из тайника нечто вроде… да, кусок веревки, пропитанной чем‑то бурым, осыпающимся — кровью?

— Четтырехликий!

— Вряд ли это он. Это же не деталь платья?

— Нет. Я люблю его, часто надеваю…

— Да? А как тут образовалось это? Когда ты его надевала в последний раз?

— Еще до отъезда мужа… ему нравится.

— Хм — м… а его часто стирают?

— ты о чем?

— о веревке с кровью. Она бы не оставила разводов на ткани?

Аэла задумалась. Помяла в руках платье, тщательно избегая даже смотреть на веревку, подумала.

— Думаю, нет. Это же шелк… да и старая кровь не разбавляется.

— Но смывается?

— Вполне возможно.

— Свежая ли это веревка? И для чего она?

— Не знаю! А второе платье?!

Стоит ли упоминать, что веревочка нашлась и там?

— Что это может быть?! Как!?

Аэлену чуть потряхивало. Тайяна подумала, призывая на помощь все свои знания.

— Я бы сказала, что это ритуал наведения порчи.

— На меня!?

— Надо полагать. Не на детей же…

— Яна! Проверь детские комнаты, умоляю!!!

Тайяна подскочила — и ринулась в комнаты детей, благо, те были в саду с учительницей.

Но — нет. Комнаты были чисты, чиста была и детская одежда. Аэла перевела дух.

— Хвала Четырехликому!

— Муж?

Но и у мужа все было чисто. Тайяна потерла лоб.

— Если я правильно помню, эту веревку надо взять у повешенного, пропитать твоей кровью…

— Моей!?

— Произнести заклинание на кладбище в полнолуние…

— Откуда ты это знаешь?

— Мы изучаем людей. А я читала. Много.

— Вот как… Моей кровью!?

— Ты не ранилась последнее время?

— Нет. Как!?

Тайяна задумалась. А потом вдруг усмехнулась.

— Аэла, ты же не ждешь ребенка?

— Нет.

— Тогда…

— Оххх!

Аэла явно поняла. Ну да, женщина теряет кровь каждый месяц, это нормально. Но тогда…

— Это кто‑то рядом со мной!!?

— Полагаю, что у других просто не было бы возможности достать кровь, — дипломатично согласилась Тайяна.

Лайри прижала руку к губам.

— Четырехликий!

— Вряд ли это он. Лучше подумай, кому нужна твоя смерть?

— Бандиты, порча… это не опасно?

— Люди бывают так глупы. — Тайяна закатила глаза, но Аэла решила считать, что это относится к неизвестному портному. — К некромантии — серьезной и осознанной некромантии, способны только темные. И никто иной.

— Но…

— Человек тоже может это сделать. Но нужна либо книга, что редкость, либо этот человек расплатится собой за то, что полез куда не надо. Рядом с тобой никто не старел, не заболевал резко?

— Нет.

— Смерть берет свое. Жизнь, здоровье, удачу, счастье. Есть еще один вариант — когда человек побывал на пороге смерти и теперь может… заглядывать в гости. Но это все равно не порча. Это общение с духами умерших, возможно, призыв, помощь.

— Не порча?

— Если ты об этих веревках — то нет. Можно потихоньку выкинуть их или сжечь в камине — и забыть.

— Лучше, наверное, сжечь.

— Сейчас разведем огонь. Только пока молчи об этом…

Аэла не спросила — почему. Она и так понимала. Если человек знает, что его план раскрыт — он придумает что‑то еще. А если будет думать, что веревочки действуют… Пусть думает. Но — кто!?

— Не знаю. Наверное, женщина.

— да, выглядит очень по — бабски. Такая гнусненькая месть…

— Вот, ты сама понимаешь.

— Но если бы не ты, я бы сейчас с ума сходила. Яна, это точно не…

— Чтоб мне никогда Леса не видеть, — Тайяна прижала руку к сердцу. — Аэла, верь мне. Мы изучаем людей, в нашей библиотеке есть все эти сведения. Я не могу показать тебе книгу, но в моей голове она сохранилась. Люди не способны к подобной магии.

— Я столько историй слышала про то, как навели на кого‑то порчу…

— Иногда людей и портить не нужно. Сами идиоты хорошие. К тому же, вы очень странно устроены. Вместо того, чтобы поменять себя, город, работу, жизнь — вы предпочитаете жаловаться на судьбу.

— Люди во многом аморфны. Но и нархи — ро…

— а мы — монолитны. Как столетний дуб — не сдвинешь, не обработаешь… только от этого не легче. Потому я и бежала. Аэла, составь список, а?

— Какой?

— Женщин рядом с собой. Которые могли получить в руки твое платье часа на два. Даже — платья.

— Любая из живущих в нашем доме.

— И сколько их?

— Кухарка с помощницей. Четыре горничные. Няня. Учительница детей.

— Сколько у вас всего слуг?

— Восемь я уже перечислила. Еще есть десяток лакеев, дворецкий — это за городом, конюхи — двое, с помощниками — там еще пара мальчишек, садовники — трое.

— Много. А стираешь ты платья где?

— Отдаем прачкам.

— Вашим?

— Чьим же. В деревне…

— Значит, еще и в деревне любая девушка.

— Ты думаешь, что мой муж…

Аэла не договорила. Очень уж не хотелось думать, что ей изменяют. Больно же…

— Не знаю. Но вряд ли конюх будет зашивать в платье веревку. Ночью, в определенное время, читая заклинания. Да и шов тут не мужской, женский.

— Лучшие портные — мужчины.

— Не всегда. Но ты же меня поняла?

— Да. А ведь еще лошадь…

— Лошадь?

— я люблю иногда проехаться верхом. Недавно меня лошадь понесла, едва об дерево не размазала…