Александр Годов - Двери в черную радугу Страница 27

Тропов почувствовал, что он близок к разгадке, что сейчас он все поймет, но мысли разбегались, как тараканы. В голову словно вкручивали гайки. Руки задрожали, по спине вновь расползлась волна боли.

«Дурья башка! Дурья башка! Дурья башка!» — повторял внутренний голос. Сергей схватился за голову.

— Со мной все в порядке! — выкрикнул он.

«Уверен? А как объяснить, что ты убил Анжелу? А откусил щеку? Это ты считаешь нормальным?»

— Прекрати!

Тропов попытался сконцентрироваться на безглазом зомби, но голос в голове становился настойчивее. Он приказывал встать и поймать Таню в лесу. Приказывал ее расчленить и скормить мертвякам. Никогда раньше голос не был таким громким. «Это из-за зомби, — думал Сергей. — Во всем виноваты эти твари!»

И тут Сергей увидел ребенка. Мальчик стоял на краю крыши и смотрел на Тропова. На его лоб падал завиток светлых волос, лицо же ребенка казалось ненастоящим, восковым. Сергею даже на миг померещилось, что на крыше стояла кукла. Слишком глаза казались стеклянными.

Тропов узнал мальчика. Это был ребенок с видео-записи.

Мальчик показал на Сергея пальцем, вспышка зеленого света сорвалась с его ладони и пролетела через Тропова, как копье, потом ударилась в убитого мертвяка. Зеленая молния растеклась по телу зомби, и на мгновение оторвавшиеся голова вновь ожила. Синие губы трупа зашевелились, лицо исказила гримаса боли. Из пустых глазниц потекла кровь. Молния перекинулась на Сергея. В тело вонзились сотни иголочек.

А потом сознание Тропова померкло…

Пятый

У Алены были маленькие сиськи. Дохляк улыбнулся. У его жены были маленькие сиськи! Точно! И именно из-за них он часто ссорился с Аленкой. Воспоминания выплывали из глубин памяти для того, чтобы побольнее ужалить душу Дохляка.

— Я больше не Дохляк, — поправил себя он. — Меня зовут Николай.

…Алена отворачивается от него. Не хочет смотреть в глаза. Она такая красивая, когда злится. Да и когда не злится — тоже красивая. Его любимая звездочка. Его жизнь. Алена со злобой в голосе говорит:

— Ну вот и дай денег для того, чтобы я себе сиськи побольше сделала!

А ему смешно до слез. Он сдерживает себя, чтобы не расхохотаться. Поэтому хмурится и низким-низким, как говорили крутые детективы из фильмов-нуар, отвечает:

— Прости. Я же пошутил!

На его лице появляется заискивающая улыбка. Он пытается посмотреть в лицо Алене, но та все равно отворачивается. У него в запасе есть еще одна уловка. Он обнимает Алену и целует в макушку. Ее волосы пахнут ванильным шампунем.

— У тебя дурацкие шутки, Шолохов! — говорит она. Голос как у обиженного ребенка, но ему все равно удалось растопить лед обиды.

Ему ничего не остается как снова сказать:

— Я пошутил. Прости…

Николай посмотрел на труп «архаровца». С какого момента его жизнь разделилась на «до» и «после»? Как он стал жрать кукол и ползать по помойкам? Не помнил. Обрывки прошлого крутились в голове так же, как космонавт в центрифуге. В груди вновь раздалось — бам, бам, бам.

…Глаза и лицо. Лицо жены. Очень красивое. Ослепительно прекрасное, — и такие блестящие в ночи глаза. Он обнимает свою звездочку и говорит:

— Я так боюсь тебя потерять.

— Не потеряешь, если сам не захочешь, — отвечает она…

Дохляк прислушался. Но в магазине было тихо. Возможно, ему сегодня повезет и «архаровцы» не будут искать исчезнувшего соплеменника(?), подумал Николай. Может, твари вообще не обращали внимания друг на друга!

Бам, бам, бам.

Толчки в груди скорее раздражали Дохляка, чем радовали. Его чертов механизм, называемый сердцем, работал со сбоями, но с каждым днем он «тикал» дольше и дольше. Николай пытался представить, как кровь вновь струится по сосудам, как легкие опять засасывают испорченный воздух Города, но у него ничего не получалось. Его внутренний голос говорил о том, что сердце заработало не просто так, что за вернувшиеся воспоминания придется платить. Но платить чем?

…Маша стоит на подоконнике и смотрит на прохожих. Он поддерживает ее и смеется. Эта кучерявая кроха оставила его сегодня без сил. Он носился за ней по комнате, причесывал куколок, возился с детским обедом и, наверное, поменял миллион памперсов. А Маше хоть бы хны (?) — носится по квартире, полная сил и энтузиазма.

— Бибика! — говорит она.

— Да, бибика, — отвечает он.

— Бибика тр-р-р-р-р-р?

Он секунду колеблется и кивает:

— Бр-р-р-р.

Машенька смеется и показываем ему два передних зуба. Он стаскивает ее с подоконника, ставит на пол…

Свечи подрагивали в темноте, шипели фитили.

Дохляк сел на пол и облокотился спиной на дверь. В комнате было тихо, как в могиле. Сравнение с могилой усиливал накрытый пледом труп. То, что испытывал сейчас Дохляк, было больше похоже на приятную меланхолию. Это была не грусть, а скорее — печаль по «прошлому» Дохляку. Сегодня изменился мир. Сегодня был брошен вызов «архаровцам». Николай решил для себя, что больше не будет прятаться. Возможно, его сердце вновь завел бог. Для чего — пока не понятно, но Дохляк пообещал себе, что он обязательно разберется со всем.

…на улице зима. Ночь, редкий снежок, минус девять градусов. Он и Алена возвращаются из магазина. Маши тогда даже в планах не было. Жена идет довольная: ей удалось найти те духи с ароматом роз, что так давно хотела купить. До дома совсем близко. Мы идем и кушаем мороженное. Такое мороженное шариками в вафельной трубочке. Ночь, редкий снежок, минус девять градусов. Редкие прохожие смотрят на нас как на идиотов, но нам все равно…

Николай еще немного посидел на полу, опустив голову и зажав руки коленями. В конце концов он понял, что не может больше находиться рядом с трупом и вышел обратно в магазин, где его ждала двухлитровая бутылка минеральной воды вместо подушки и грязные витрины. Навряд ли удастся сегодня поспать, решил Дохляк. Он уже пытался заснуть в магазине, но мешали выплывающие из памяти воспоминания. И труп в подсобке.

Пригибаясь, Дохляк нырнул к стойке с комиксами, закрывающей витрину. В магазинчике было темно. Солнце давно уже село, а звезды и луну скрывали плотные облака.

Николаю хотелось свернуться калачиком и погрузиться в собственные чувства. И темнота должна была помочь ему в этом.

— Но-о-о-очь, — шепотом сказал он и облизал пересохшие губы.

Дохляк бросил взгляд на дверь подсобки, высматривая пробивающиеся лучи света. Он не хотел задувать свечи в каморке: а вдруг ему все-таки надоест сидеть в темноте? Но «архаровцы» могли разглядеть свет, и поэтому Дохляк плотно прикрывал дверь.