Александр Годов - Двери в черную радугу Страница 28

Город погрузился в больной сон. Выжившие прячутся на крышах домов, в мусорных кучах, в подвалах и канализациях в попытке обмануть «архаровцев». Твари же выходят на охоту, чтобы содрать с очередного полоумного бедняги кожу под романтическую музыку военных лет. Но сколько бы «архаровцы» не ловили «живых мертвецов», все равно зомби не становилось меньше. Почему? Нет ответа.

…Он, Алена и Маша возвращаются с пикника. Вечереет. Небо окрасилось дымкой рассвета. На улице достаточно тепло — градуса двадцать три. Алена и он выпили немного красного вина, поэтому у обоих блестят глаза и на щеках разливается румянец. Маша держит в руках пузатую бутылку «кока-колы». Вообще-то Алена запрещает дочке пить газировку: боится испортить желудок. Но ведь сегодня особенный день. Девятая годовщина свадьбы.

— Коль, а ты уверен, что два литра газировки для нее не много? — спрашивает Алена. Спрашивает потому, чтобы Маша ей возразила. Алена улыбается.

— Не много! — отвечает Маша и оттопыривает нижнюю губу. На кукольном личике отражается целая гамма чувств: обида, огорчение и возмущение.

Он смеется и пожимает плечами. Мол, ничего не поделаешь. Маше не возразишь. Алена порой упрекала его, что он слишком добрый с дочкой. Но как можно было запрещать этому милому комочку с золотистыми волосами?

— Пусть пьет, — говорит он.

Маша смеется, а Алена прижимается к нему и целует в губы…

Одна четкая, ясная мысль все же пробилась через смесь противоречивых эмоций и мыслей: нужно сопротивляться «архаровцам». Не надо сдаваться. Не надо. Да, именно так.

В магазинчике пахло шоколадом и пылью. Дохляк пообещал себе, что после того, как он избавится от трупа, обязательно приберется. Вымоет витрину, выкинет протухшие продукты, отдраит до блеска полы. Дохляк сравнил магазин с садом. Вместо бутонов роз, ромашек, фиалок повсюду росли сорняки, плоды яблок пожирали черви. Но ничего: ему удастся вновь вернуть саду прежнюю красоту. Всегда можно вдохнуть жизнь в любую вещь или в любое место. «И даже в кусок говна?» — спросил внутренний голос. Дохляк не стал отвечать.

Бум-бум-бум. Сердце все не хотело остановиться, не хотело отдохнуть, настойчиво билось. Дохляк сосредоточился на сердцебиении. Ему показалось, что если считать удары, то моторчик в груди остановится, и Николай вновь превратиться в Дохляка-мертвяка. Но сердце продолжало жить.

…Вокруг него толпятся родители с детьми. Запредельно шумно. Галдеж такой, что хочется закрыть уши руками и бежать-бежать скорее в машину. Но он заставляет себя улыбаться и терпеть выпавшие на его душу мучения. Все-таки Машенька идет в первый класс.

Алена держит букет с пятью розами. Цветы он купил сегодня ранним утром. На лепестках роз блестят капельки воды — только что прошел дождь.

Маша щебечет с мальчиком (поправка: с будущим одноклассником). Она вся такая нарядная, хоть отправляй на подиум: воздушное розовое платьице, банты в волосах, белые чулочки и белые туфельки. Ангел во плоти.

— Сфотографируй ребенка, — говорит Алена.

Он мысленно ругает себя за нерасторопность, достает фотоаппарат и…

Дохляк схватился руками за голову и свернулся калачиком на полу. Жена, дочь. Дочь, жена. Воспоминания каменными плитами падали на Николая, заставляя ожившее сердце стучать быстрее. Дохляк и был бы рад отказаться от картинок из прошлой жизни, но только не знал как.

Тоска раздирала душу Николая. Раздирала восставшую из ада душу.

Ночь наполнялась звуками. Заиграли граммофоны где-то поблизости от магазина. На улице послышались тяжелые спокойные шаги. «Архаровцы» просыпались. Городу нужна была еда.

Силой воли Дохляк заставил себя остаться в магазинчике, хотя его так и подмывало спрятаться в подсобке. Вдруг «архаровцы» учуют труп? Тогда он, Дохляк, сможет попытаться убежать… Нет, решил он. Хватит скрываться! Если «архаровцы» придут, то он будет бороться!

«Правильно. Не сдавайся!» — Голос в голове Дохляка принадлежал Алене.

«А ради чего бороться?» — спросил Николай.

«Ради меня».

«Ты мертва! Я мертв! Маша мертва! Я разговариваю сам с собой».

«Не говори так, Коль. Ты же сильный, ты справишься».

«Все эти слова — ложь!»

«Не правда».

«Правда!»

«Коль, перестань спорить».

«Ты мертва».

«А ты повторяешься. Послушай, ты должен бороться! Должен ради того, что, возможно, ты сможешь выбраться из Города! Представь только!»

«Из Города нет выхода».

«Но ведь сердце твое забилось, дурачок. Разум вернулся к тебе. Бог дает тебе шанс».

«Ален…»

«Что?»

«Я люблю тебя».

«Я тоже».

Голос Алены умолк.

Дохляк почувствовал, что засыпает.

Седьмой

Седьмой приготовился к смерти.

Он, закрыв глаза, начала бить по песчаным стенкам в надежде, что нора начнет осыпаться и его заживо закопает. Седьмой вкладывал в удар всю силу, ярость и отчаяние, на которое был способен. Но Червивый Король оказалось делает норы прочными. Ход не завалило, а Седьмому грозила смерть от обезвоживания или от удушья.

Если бы у охотника за тайнами чудовищ оставались силы, он бы заплакал. Но вместо этого позволил усталости взять верх над собой и тяжело выдохнул. Он бы все равно попался бы Крылатым. Попался…

Когда веки Седьмого уже слипались, он заметил, как зашевелилась земля в тупике. Через мгновение он поймал себя на том, что в норе стало светло, как днем. Казалось, что камушки и комья грязи вспыхивали огнем. Только огонь был зеленоватым и не обжигал кожу. Седьмой встал на четвереньки и пополз во тьму норы. Он не знал, что происходило. Тишину нарушил крик. Земля пришла в движение. Седьмой вытащил револьвер, но потом бросил его. Патронов-то все равно не было.

Один из камней начал раздуваться, как шарик. Камень на глазах увеличивался в размерах. Последовала серия вспышек, сопровождаемая женскими криками. Седьмой зажал уши руками.

Всюду мелькали необычные картины. По револьверу заплясали электрические разряды, «курносый» закрутился как волчок. По стенкам норы пошли трещины, из которых вываливались черви.

В раздувшемся до размера большого арбуза камне плавала в жидком зеленом огне кукла. Она походила скорее на плохо сшитого медвежонка: глаза-пуговки, части тела были соединены грубыми нитками, на туловище красовались камешки. Лицо же куклы украшала гигантская улыбка.

Послышался хлопок, огонь вырвался из камня и набросился на Седьмого. Вновь раздался крик.

— Ки-и-и-и-в-и-и-ир!

Сплетения и узлы на кукле оживали, нити вытягивались, выплескивая звезды в нору. Седьмой закрыл лицо руками, но все равно свет вгрызался в его глаза, грозя ослепить навсегда. Звезды ударялись в него, превращались в пауков, по тельцам которых плясали электрические разряды.