Вадим Крабов - Заговор богов Страница 28

— Это новая привязка. Амулет будет действовать только на тебе и я жду от тебя обещания никогда его не снимать. Одень. — Увидев на груди супруги крестик; симметричный, с короткими лучами, больше похожий на знак «скорая помощь», чем на атрибут православия, Руса в который раз проняло.

— Понимаешь, — объяснял ему Андрей, — на складе довольно много таких испорченных, как я думал, изумрудов. Их растили, ты знал? Чистые — все. В основном нормальные, а есть и корявые, излишне лучистые, — на мгновенье о чем-то задумался, кивнул своим мыслям и продолжил. — Слушаешь? Ага. Каганы были дураками? Подумал я. Нет — ответил сам себе. А почему бы не попробовать вложить нашу структуру в такую форму? Жалко стало хороших камней. Сказано — выполнено. И надо же, посмотри, Чик — артефакт практически не «светится», а Силы я залил в него много. Удобная форма оказалась для подобных амулетов. Интересно, а почему у каганов все лучистые заготовки пустые, без узоров? Не подскажешь, Чик?

К стыду своему Рус этого не знал. То ли не добрался еще до памяти нужного ученого эльфа, то ли современные перворожденные того не ведали. Порассуждал и так и эдак, ни к какому выводу не пришел и по привычке забросил сложные раздумья. «Мало ли совпадений? Да и не очень-то и совпадают, кстати», — на том и успокоился… до того момента, когда сам, на основе Силы Геи, делал перекрещенные амулеты жене и сыну. Свой же, первый, формой уплощенного ограненного параллелепипеда, «фонящего» гораздо сильнее крестообразного, решил не менять.

Поволновался, когда делал и… почувствовал ком в горле, увидев облаченную в крестик Гелинию. Промолчал, чтобы не выдать глубину переживаний.

— Обещаю, Русчик, — пробормотала все еще оторопелая Гелиния. Во время посвящения она не ощущала ничего подобного, а сейчас: «Вот это „привязка“! Ну, милый, если Величайшая заревнует… а это…». — Это не посвящение? — вопрос задала вслух, с трудом удержавшись от истеричного визга.

— Ты что, Гел? Я, по-твоему, враг тебе или себе? — Рус успокаивающе приобнял жену и показал свой амулет, выглядевший обычной прямоугольной пластиной, где в бронзовой оправе изумруд только угадывался.

Княгиня присмотрелась и поняла, что их «универсальные защиты» идентичны. Разве только от Русовской сильнее веяло Силой. Неожиданно всплыла типично женская мысль: «А мой-то гораздо красивее! — и она успокоилась. — Ой. Какая я дура, прости, Величайшая! Как можно посвятиться неизвестно кому? Надо обязательно знать Имя».

— Гнатику нашему враг? — меж тем продолжал Рус и в его руке появился второй амулет. Роль цепочки у него выполнял эластичный шнурок — задушиться невозможно.

— Стой, Рус! — испугалась мать. — А если какой-нибудь бог обратит на него внимание?

— Гел. Сколько раз можно повторять? Это не пос-вя-ще-ни-е, это «при-вяз-ка». Да, необычная, но не более того. А бог обязательно даст ему склонность, не знаю, правда, какой именно. Давай поспорим? — Как будто пошутил, но прозвучало это серьезно.

— Слишком уж он маленький, наш Гнатик. Огонечек мой… смотри, как смешно чавкнул! Может, обойдемся талисманом? — на пухленькой ручке младенца болтался пучок непонятной травы.

— Одно другому не помешает, — решительно заявил Рус и неуловимым движением проколол сыну пальчик. Игнатий лишь тяжело, со скрипом вздохнул, крякнул и продолжил пребывать в царстве Морфея.

Гелиния не выдержала — прыснула:

— Кряхтит как старый дед, Русчик!

— Теперь точно доживет до того возраста, — серьезно ответил Рус, а Гелиния только сейчас вспомнила странные намеки Грации: «Ой, она же говорила! Рассказать Русчику? — В голове сразу нарисовалась картина „зыбучей ямы“, куда проваливается она, сын и муж с перекошенным от злобы лицом. Причем сама Гелиния падала насильно, вопреки собственной воле. — Нет! Раз Рус сказал, значит — так и будет! Показалось ей…», — однако, тревога не уменьшилась.

Глава 7

Голод на Тир навалился внезапно. Заморские торговцы расторговались, ушли, пообещав вернуться, но не вернулись. Местные земледельцы не смогли обеспечить и сотую долю хлеба, а скотоводы (позор кочевникам!) не выдали и десятую часть мяса, исходя из самых скромных потребностей немногочисленных жителей. Отчаяние повисло над вольным княжеством.

За два года наступления пустыни почти все резко уменьшившееся население княжества поселилось в Эолгуле. Заняли опустевшие дома районов Погонщиков, Горшечников и прочей бедноты. И вот сегодня, в третий день второй декады месяца Меркурия[5] (еще одна насмешка торговцев) на главной дворцовой площади собрался весь город, по сути — почти все нынешние жители Тира.

Толпа разномастно галдела и выкликивала Пиренгула, прекрасно зная, что во дворце живет не он, а его старший сын Рахмангул, оставшийся наместником. Наследник появился на крыльце, гордо расправил широкие плечи, хмуро скрестил на груди руки и застыл. Его взор выражал глубокое презрение. Громкий гул постепенно разбился на отдельные выкрики, которые сами собой сошли на нет, сменившись молчанием, в котором звенела отчаянная безысходность.

Рахмангул принял от помощника «разговорную» раковину и над большой, забитой людьми площадью, коих наследник, привыкший оценивать неприятельское войско, насчитал примерно сто тысяч «легковооруженных бездоспешных позорно прикрывшиеся бабами с ребятишками», прогремел голос:

— Тиренцы, воины! Что с вами? Вы — присягавшие моему отцу, бившие месхитинцев, галатинцев, фракийцев, гроппонтцев! Не говоря о жалких эндогорцев, что с вами? Подумаешь, декаду нет купцов! И что? Вы, подданные Великого Пиренгула, уже растерялись?! — на самом деле, только сегодня до простонародья дошел слух, что порты блокированы; потому и вышел народ, справедливо беспокоясь о самом важном — о животе.

Неорганизованная толпа напряженно затихла. Словно легкие пташки, ищущие крупного вожака, над народом запорхали шепотки разной степени тревожности и вдруг один из них обрел полный голос:

— Ты, Рахмангул, нам песни не пой! — громкостью и твердостью голос не уступил речи наследника. Толпа, ахнув от неожиданности, расступилась и в первый ряд вышел сильно пожилой, но крепкий телом шаман без единого седого волоса. Его голос усиливался посредством навершия резного посоха. — Пора явиться Пиренгулу — ему мы присягали и он нам обещал лучшие тирские пастбища, лишь бы мы остались! А что получилось? Предки недовольны, боги злятся. Текущие своим старанием оставили в степи только с десяток кочевий из наиболее упертых, — последнее произнес с эдаким простоватым сарказмом, который особо подкупает толпу. Раздались многочисленные смешки и все — личность лидера определилась окончательно. — Мы ждем князя! Так и передай отцу.