Роберт Скотт - Ореховый посох Страница 29

Он ей не ответил, и последние слова она произнесла, когда он был уже у двери. Впрочем, по дороге он успел поставить на место перевернутый стул и еще раз улыбнуться Бринн, а потом вышел и больше уж не оглядывался.

— Он кто? — спросил Гарек, глядя в окно, как незнакомец идет через площадь.

— Не знаю, — сказал Саллакс. — Он вчера поздно вечером пришел. Мы его лошадь в дальнюю конюшню поставили. Сумки седельные у него большие. Должно быть, торгует вразнос по городам.

С некоторых пор в Эстраде появлялось все меньше и меньше бродячих торговцев. Еще принц Марек — пять поколений назад — закрыл порт и наложил запрет на южные леса, так что судоходство в Эстраде постепенно сошло на нет, в отличие от других портовых городов Роны. Ходили слухи, что Марек закрыл также порты в Праге и во всех Восточных землях, сославшись на то, что его военные суда недостаточно многочисленны, чтобы патрулировать все судоходные пути близ южного полуострова.

Впрочем, кое-кто считал, что Мареку просто не терпелось накинуть на шею Роне удавку — ведь именно это южное государство король Ремонд считал своим домом, а Эстрад всегда служил элдарнскому монарху столицей и основной резиденцией. А поскольку родина самого Марека, Малакасия, была расположена далеко отсюда на северо-западе, то он, перекрыв в Роне большую часть торговых и морских путей, заставил здешнее население проявлять большую верность новой столице Элдарна — малакасийскому городу Пеллии.

В настоящее время Малакасия была единственным государством в Элдарне, которое обладало военно-морским флотом; но даже и при этом условии порт Эстрада так и не открыли для торговых судов. И полу задушенная еще Мареком морская торговля в Роне почти совсем сошла на нет, что существенно сказывалось на жизни ее населения.

Прижимая мокрое полотенце к виску, на котором зрела здоровенная шишка, Гарек все продолжал думать о тех малакасийских солдатах, и самые дурные предчувствия обуревали его. Элдарн явно стоял на пороге каких-то ужасных событий, и тревога охватывала Гарека, стоило ему представить себе, как Гилмор со своим маленьким отрядом сражается с оккупантами на Торговой дороге. Гилмор считался вожаком ронских повстанцев; именно он убедил их создать партизанские отряды, начать нападать на караваны и отнимать у них оружие. Оружие, говорил он, совершенно необходимо, если они хотят завоевать свободу и вновь самостоятельно управлять своей страной. Гилмор лучше всех разбирался в политике Малакасии и отлично знал, какова в действительности армия Малагона. Так что он наверняка знает и то, почему именно в таверну «Зеленое дерево» этим утром заявился целый отряд хорошо вооруженных малакасийцев.

Гарек выглянул в окно и на той стороне площади увидел Ренну, по-прежнему крепко привязанную к столбу коновязи. Тихо попрощавшись с Саллаксом и Бринн, Гарек встал и вышел из таверны. И сразу же почувствовал, какой холодный сильный ветер дует с побережья. Набирала силы южная из двух лун-близнецов, неся с собой порывистые ветры и высокие приливы.

Гарек, не подумав, резким движением запахнул куртку и чуть не вскрикнул, такой острой болью отозвалось в ребрах это движение. Он помнил, как сказал Бринн, что Гилмора среди убитых на верхней дороге наверняка нет. Но, выйдя на площадь и направляясь к Ренне, он понял, что ему очень хотелось бы надеяться, что его слова оказались правдой.

Малакасийский отряд разбил лагерь к северу от Эстрада, на поляне у реки. Коней они распрягли, и те мирно паслись, пощипывая травку; над лагерем висел запах горящих ореховых веток и жарящегося мяса. В эту идиллическую картину совершенно не вписывались шестеро мертвецов — трое лежали на дне открытой повозки, и тела их были насквозь пронзены стрелами, а еще трое, с аккуратно свернутыми набок шеями, свисали с ветвей огромного дуба на краю поляны. Тела их висели совершенно неподвижно, хотя ветви дерева и покачивались на ветру, дувшем с юга.

Красавец купец, которого Гарек совсем недавно видел в таверне «Зеленое дерево», неторопливо подъехал к часовому и потребовал:

— Мне нужно немедленно поговорить с лейтенантом Бронфио.

— А кто ты такой, красавчик? — насмешливо откликнулся часовой.

С невероятной быстротой купец схватил солдата за ухо и стал так яростно его выкручивать, словно собирался оторвать. Из надорванного уха бедняги брызнула кровь и между пальцами купца закапала на землю. Часовой настолько ошалел от боли и неожиданности, что не мог ни пошевелиться, ни крикнуть. Он лишь молча извивался в руках своего безжалостного мучителя, который, склонившись к нему с седла, тихо промолвил:

— Повторяю: мне необходимо немедленно поговорить с лейтенантом Бронфио, красавчик! Ступай быстрее! Не то я прямо тут выпущу тебе кишки, как жалкому кабану.

Оказавшись в палатке Бронфио, купец принялся ругать лейтенанта:

— Нужно все-таки лучше поддерживать дисциплину среди своих людей! Я требую наказать этого часового. Повстанцы вот-вот начнут нападать на наши сторожевые заставы. И если солдаты будут так вести себя, нам это проклятое сопротивление не подавить.

— Да, господин мой, — отвечал лейтенант, — я понимаю. Я немедленно обо всем позабочусь. — Он хмуро посмотрел на купца и спросил: — Вам что-нибудь удалось узнать в этой таверне, господин мой?

— Да, — кивнул тот. — Теперь у меня есть доказательства того, что партизаны используют заброшенный дворец как место встреч и хранения краденого оружия и припасов. Благодаря вашему появлению сегодня утром они уверены, что в данный момент мы ищем всего лишь каких-то троих разбойников. — Он помолчал, глядя в просвет между палатками туда, где с самого утра висели на ветвях дерева трое уже пойманных бандитов. — Им возможность нашей атаки на дворец и в голову не придет, пока они убеждены, что мы заняты чем-то совсем другим. — Купец снова помолчал и прибавил: — Итак, лейтенант, мы атакуем на рассвете в день полного двоелуния. Надо послать гонца к лейтенанту Рискетту. Пусть его люди присоединятся к вам здесь. Я же вернусь накануне вечером или найду вас уже в Эстраде и сообщу дальнейшие указания.

— Хорошо, господин мой. — Бронфио явно колебался, но потом все же спросил: — А вы ничего не узнали насчет местонахождения этого Гилмора, господин мой?

— А вот это, лейтенант, совершенно не ваша забота, — ледяным тоном ответил купец. — С Гилмором я сам буду иметь дело, и тогда, когда сочту нужным. Вы, безусловно, способный молодой офицер. Не портите себе карьеру излишним любопытством по поводу вещей, которые не имеют к вам ни малейшего отношения.