В конце пути - Норт Клэр Страница 3

Один вестник ушел с работы после того, как начали жечь книги; он заявил, что раньше умирали только люди, теперь же умирает все человечество. Другой отказался покидать Нагасаки – решил, что для него уместна именно такая кончина; и, наверное, правильно решил; я проследил, чтобы он попал в эпицентр взрыва, я сидел с вестником, пока тот не стал тенью на стене. Была у меня вестница с «наколками» из северных лагерей, но люди не хотели слушать, не понимали ее посланий. Была другая, которая предостерегала: «Война разразится из-за алчности и обернется убийством во имя Господа», а люди смеялись вестнице в лицо, а я такого поведения не люблю, особенно когда сам… проявляю любезность.

Пустыня легко может хранить тело тысячелетиями, но может и обращать его в прах. Я до последней минуты не знаю, какой исход предпочту. Порой во время движения песков даже меня удивляют встречи со старыми знакомыми.

Смерть сделал очередную затяжку, стряхнул пепел в пепельницу и, потянувшись, сказал: надеюсь, я вам не наскучил, просто вы спросили…

– Нет, – прокаркала мама Сакинай. Воздух проходил сквозь ее искривленные, потрескавшиеся губы со свистом. – Вы мне не наскучили.

Смерть кивал, его большие красные рога царапали потолок, желтые вращающиеся глаза на ярко-алом лице открывались и закрывались – похоже, в улыбке. Мама Сакинай не предполагала, что Смерть станет ей улыбаться, однако во всем остальном облик гостя ее не удивлял, это был бог загробного мира, и выглядел он именно так, как описывали предания.

Она произнесла:

– Ваш вестник, Чарли, угостил меня виски и поговорил о музыке.

Ах да, он любит музыку. Мне еще рассказывали, будто он собирает футболки безвестных футбольных клубов.

– Футболки?

Ему нравятся заштатные команды, из какого-нибудь четвертого дивизиона лиги Калабрии. Полагаю, раньше Чарли болел за «Астон Виллу», задумчиво рассуждал Смерть, и его длинный коготь, бурлящий кровавыми красками, катал сигарету по переливчатой коже; белые пятнышки извивались, словно личинки, по телу, то вспыхивали новыми узорами, то совсем исчезали в клокочущих оттенках плоти.

Постоянные неудачи «Астон Виллы» способны вызвать недовольство у любого, даже у такого спокойного человека, как Чарли. Игра меняется; одна ее форма умирает, на смену приходит другая.

В ответ мама Сакинай медленно кивнула, ее голова в пигментных пятнах вновь глубоко утонула в подушках, чтобы больше уже никогда не подняться, и на последнем дыхании мама Сакинай промолвила:

– Он хотел послушать песни моего народа, только в устах чужака они звучат совсем по-другому. Хорошо, что вы послали его вперед. Я давно не разговаривала… ни с кем.

Смерть вновь улыбнулся и подсел ближе, нежно сгреб когтями руку умирающей и чуть склонил голову набок, чтобы массивные рога не пробили окно над постелью. Затем на языке мамы Сакинай – на древнем наречии ее народа, который до прихода колонизаторов вел охоту, который сам погибал в охоте на человека и постепенно утрачивал память о себе – на языке этого народа Смерть тихо заговорил. Тебя ждет страна за низкой луной, мама Сакинай. Там в небесных реках живут духи твоих предков. Они зовут тебя, зовут на твоем родном наречии; они рассказывают старые предания – предания, которые больше никогда не будут рассказаны в здешнем краю жгучего солнца. Предки слышат твои шаги по золотому пути, предки держат тебя и не дают упасть. Твой народ умер, мама Сакинай, и его язык тоже, и его легенды, и жизнь, однако переменился лишь мир живых, мир мертвых не меняется никогда.

Сказав это, Смерть ласково поцеловал ее в губы – запечатал наречие, которое больше не прозвучит на поверхности Земли, – и мама Сакинай умерла, и тело ее отдали грифам, а те похоронили ее в небесах.

Часть II. Лед

Глава 6

– Независимость Шотландии…

– У ирландцев совсем не такие запросы, как у…

– Каталония, ах, Каталония!

– Положение «вне игры» – это когда мяч передан нападающему за линию защиты…

– Беспорядки в провинции Синьцзян…

– Когда я был в Тибете…

– Только не надо о Кашмире!

– …то есть, нападающий ближе к воротам, чем защитники…

– Не думайте, это не голословное…

– Сегодня грузинские сепаратисты заявили…

– Вы добавляете соевый соус?

– Я ездила туда в прошлом году, замечательные люди, такие гостеприимные…

– Жители Крыма…

– Суперклей для ремонта обуви – не желаете?

– Схороните мое сердце на Фолклендских островах…

– Губернатору собственной персоной, Остров, Улица, Южная Атлантика. Какой еще индекс?

– Да, Аргентина использует этот прием весьма эффективно: перемещает свою оборону к центральной линии и тем самым создает положение «вне игры» для…

– Профилактика болезни Альцгеймера!

– Это совершенно изменило мой образ мыслей.

Глава 7

Через четыре месяца после того, как он стал вестником Смерти, Чарли бросила девушка.

Подобная развязка назревала давно, еще до новой работы; Чарли, хоть и был немного удручен, но с раскаянием сознавал, что печаль будет недолгой. Интересно, это очень плохо?

– Дело не в твоих разъездах, – пояснила девушка. – И не в твоей работе, нет; я понимаю, ну да, понимаю. Просто я нацелилась на патентное право, и я очень стараюсь, а на фирме будет всего пара вакансий, и я мечтаю получить место, то есть у меня планы; я знаю, где хочу жить и где хочу проводить время, и все мои друзья успешны, и ты тоже успешный, конечно, просто… Послушай, нам было здорово, да, но ты… По-моему, у нас не…

– Не переживай, – ответил Чарли. – Я понимаю.

Спустя два месяца она начала ходить на свидания с коллегой, специалистом по трудовому праву. Сперва Чарли надеялся, что ее новые отношения обречены; потом он встретил эту парочку на вечеринке у общего друга – вечеринки Чарли теперь посещал очень-очень редко, а тут удача, он не ожидал, что сможет прийти, да и пригласивший его друг тоже не ожидал. Бывшая девушка выглядела ужасно счастливой, ее кавалер тоже, да и был он в высшей степени приятным малым – для юриста.

– Скажи, а на Смерть подавали иски? – осенила юриста внезапная мысль, которую в немалой степени подогрело дешевое пиво и шоколадные кексы с волшебными травками.

– Пробовали один раз, – ответил Чарли.

– И что?

– Истца доконал рак, прежде чем дело передали в суд.

– Ясно. Что ж. Видимо, некоторые дела не подлежат судебному разбирательству.

Десять дней спустя, в больничной палате в Солсбери…

– Так и сказал?

– Да. «Не подлежат судебному разбирательству».

– Хвала ему.

– Вы?..

– Просто шучу.

– Извините, – пробормотал Чарли монахине в бледно-голубом одеянии; в нос ей подавали кислород, в руки вливали раствор, но ни то, ни другое не могло ее спасти. – Я говорю о себе, а вы… Это непростительно.

– Ну вот еще, – с досадой возразила пожилая монахиня, последняя представительница своего монастыря, куда новая кровь давно не текла и где старой крови уже не осталось. – Я люблю слушать про людей.

Он вяло улыбнулся.

– Женщина в горах тоже так говорила, но я хочу выразить вам почтение, а не нагнать на вас скуку.

– Вы и не нагнали. В моем возрасте скучна смерть, а жизнь прекрасна. Расскажите еще. Расскажите о жизни.

– Ладно. Я думаю попробовать знакомство по Интернету.

– Ах, да. Я о таком слышала.

– Вот только мой род занятий… разъезды…

– Говорят, стюардессы много занимаются сексом.

У Чарли отвисла челюсть, а на лице монахини, скрытом под лейкопластырем и трубочками, заиграла слабая улыбка.

– Что? – прохрипела она. – Когда отошла мать-настоятельница, остались только я, Господь, его святое слово да телевидение.

В небоскребе над суетливыми улицами…

В городе, который никогда не спит…

Повсюду зеркальные окна; восход солнца дарит круговой обзор. Один архитектор как-то заметил, что в здании почти не должно быть окон, что дневной свет – привилегия меньшинства, обеспечиваемая каторжным трудом большинства. Дабы наслаждаться светом, люди обязаны работать, и если верить этому правилу, тогда Патрик Фуллер был настоящим трудягой.