Кирилл Еськов - Дежавю Страница 3

Как ни странно, сознание его не оставило, и теперь он оцепенело наблюдал, как серый балахон одного из «ржавых зомби» разлезается тающими в воздухе клочьями, открывая до поры таившуюся под ним ведьму; про такую маскировку — забить запах еще более мерзкой вонью — ему слыхать не доводилось (неудивительно: те, кто на этот фокус попались, надо думать, никому ничего уже не расскажут)… Он дернулся было из последних сил, думая спасти хотя бы Итурбэ, но поздно: ведьма уже обернулась туда, где альв по пятам преследовал мечущийся во мраке алый лоскут (теперь-то ясно, что это была лишь уловка «птицы с подбитым крылом»), и, вскинув ладони, прокричала мощнейшее парализующее заклинание.

…Он уже не видел ничего из случившегося потом: ни того, как ведьма-танцовщица приблизилась к беспомощному в своей неподвижности альву и деловито задушила того своим шелковым шарфом, ни тонкого, отсвечивающего лунным блеском стилета в руке второй ведьмы.

— Лим-Крагма… — позвали цепенеющие губы Айвена.

Поцелуй Великой Утешительницы был сладок и холоден; смерть оказалась воистину нежной и ничуть не страшной.

2

— Лим-Крагма… — позвали цепенеющие губы Айвена.

Поцелуй Великой Утешительницы был сладок и холоден; смерть оказалась воистину нежной и ничуть не страшной.

Шрифт сообщения был стилизован под готику, фон — под старинный, обтрепанный по краю пергамент. В правом нижнем углу экрана имели место быть две кнопки: «Переиграть последнюю запись» и «Вернуться в основное меню». Виктор кликнул по второй и некоторое время изучал список сохраненных игр; черт, похоже в этом храмовом подземелье перезаписываться придется буквально через каждый шаг — надо бы освободить место, стерев кое-что из старых «сюжетных развилок»… Кинул взгляд на часы — ладно, уже не сегодня, — и, вздохнув, ткнул в «Quit».

Сменив директорию с «GAMES» на «A_RABOTA?», он совсем уж собрался было вызвать на экран свою недописанную статью про сравнительный анализ фауны насекомых из бирманского янтаря (пускай там Росс с Двойницыным пишут что угодно — хотя с реликтовыми элементами в бирмите и вправду творится что-то запредельное, но по общей композиции это все-таки палеоген, а не мел!), однако ощутил укол совести и полез в папку «REDAKTOR», где хранились чужие работы, присылаемые ему на рецензию и редактирование. Пропади они пропадом! — мало было своих, из «Палеожурнала», так теперь еще англичане из «Mesozoic Research» повадились спихивать ему на внешний отзыв всю эту китайскую лабудень.

По прошествии пары минут, углубившись уже в статью незнакомого ему китайского аспиранта — описание трех новых ископаемых кузнечиков из поздней юры провинции Цзилинь (один из которых на самом деле был цикадой), он вдруг понял, что все эти субкостальные крыловые жилки и алевролитовые пачки, перекрытые ожелезненными конгломератами, скользят где-то по дальней периферии его сознания — ибо перед мысленным взором его по-прежнему стоит темный зал, где кружится в танце красавица с алым шарфом и гибнут угодившие в ловушку товарищи-авантюристы…

За месяц своих почти ежедневных визитов Виктор успел по-настоящему полюбить этот несбыточный мир — альбигойский Лангедок, приправленный Японией эпохи Хэян и густо замешанный на кельтско-скандинавской мифологии в толкиеновской аранжировке. Дело даже не в изысканности самой сюжетной интриги, сделавшей бы честь лучшим детективным романам (каковы настоящие цели Совета Шести Чародеев? кто в окружении принца Аретты тот предатель, что выдает Северной Империи секретнейшие планы? — узнаем в свое время, и никак не раньше); главное было — в сочетании нарочитой непрописанности картины Мира, позволяющей каждому дорисовывать ее по собственному вкусу и разумению, с дивной ее избыточностью в виде множества вкусных необязательных деталей сочетании, которое, собственно, и вдыхает жизнь в «рукотворный информационный объект», обращая его в произведение искусства. И когда ты, направляясь по заданию сэра Габотта в осажденный вольный город Роменик, узнаешь в придорожной корчме от пьяного гнома-оружейника историю некоего заколдованного меча, это может означать все что угодно: подсказку Совета Шести — как тебе выполнить свою миссию; ловушку, расставленную для тебя имперской контрразведкой; ключевой фрагмент пазла, что тебе еще только предстоит собирать много месяцев спустя; а может и не означать вообще ничего — и вот в этом-то варианте и состояла главная прелесть! В подвалах замка Аретты, к примеру, имелась пара сундучков, которые никто еще (насколько Виктор слыхал от других знатоков игры) не сумел открыть — что в них? Скорее всего — «ничего, кроме мышиного помета» (как гласит соответствующее экранное сообщение), но все таки, все таки… Существовали целые города, посещать которые вроде бы нет никакой прямой нужды; по ходу основных миссий сплошь и рядом возникали увлекательнейшие побочные сюжеты — тупиковые, не оказывавшие на основную линию никакого влияния… Или это только кажется, что не оказывают? может, там возникает такая же хитрая структура второго порядка, как в «Тысяче и одной ночи» — для этих самых «ящичков в ящичке» у филологов, кажется, даже есть особый термин… И кстати — что там намедни говорил насчет таких игрушек Поль?

…Биохимик Поль — университетский однокашник и кореш еще со времен школьного биологического кружка при Зоомузее (эх, времечко: первая бутылка водки, распитая под заснеженными елками Приокского заповедника… первая экспедиция — энцефалитный эпидотряд в Кузнецком Алатау…) только что вернулся на побывку из Штатов, «измученный нарзаном и политкорректностью», и, натурально, завалился к Виктору, имея при себе бутылку и аспирантку. Бутылка была тамошняя, не обесчещенная королевской лилией криво наклеенной акцизной марки, аспирантка же, вопреки рыже-веснушчатой наружности и имени Алиса, вкупе наводящим на мысли о туманном Альбионе, оказалась продуктом вполне отечественным: в известном предбрачном напутствии королевы-матери «Закрой глаза и думай об Англии!» она никак не нуждалась; нет, то есть глаза-то она в соответствующие моменты может и закрывает, но вот думает при этом наверняка не об Англии (равно как и — не о России).

Бутылка, к слову сказать, оказалась всемирно-знаменитым, но ему лично доселе незнакомым ромом «Бакарди»; Виктора однако заинтересовали не столько достоинства самого напитка (очень даже ничего…), сколько эмблема на этикетке — характерным образом стилизованный силуэт летучей мыши на фоне шарика:

— Слышь, Поль, до меня только что доперло: это ж эмблема ГРУ, один в один! Ну, то есть, понятно, наоборот… Выходит, символ Аквариума, Великого и Ужасного — это просто-напросто логотип заграничного рома… Блин!.. — мою национальную гордость в очередной раз поставили в третью позицию… Есть у нас хоть что-нибудь, не скраденное на Западе?