Шимун Врочек - Человек из Голливуда Страница 3

А недавно кинотеатр отремонтировали. И устроили здесь показ фильмов Бадди Рукерта и вот, сейчас, конкурс двойников. «Тебе ли об этом не знать, друг?» – сказал Рокки. «Я знаю», ответил Спейд. «И еще вопрос. Что это за плакат?» Выслушав ответ, Спейд спросил, как лучше добраться отсюда до Мемфиса.

– Теперь ты дашь мне сто долларов, друг? – спросил Рокки, когда все закончилось.

– Нет. Они мне дороги, я не шутил. Мне дала их одна женщина – за работу, с которой я не справился.

– И как зовут эту женщину?

Спейд затянулся горьким дымом. Потом сказал:

– Лоретт.

Мягко просвечивающее через кадр лицо женщины.

Она в шляпе, похожей на мужскую. Светлые волосы собраны сзади в два кокетливых хвостика. Прекрасные губы. Линия шеи подчеркнута рубашкой и черным галстуком. Старый Голливуд. Бабушка тогда смотрелась просто убийственно. Ивен вздохнула и поставила фотографию обратно на шкафчик – рядом с пластиковыми баночками и фотографией отца и матери.

Будь она вполовину так красива, уж она бы… Ивен вздыхает.

В палате, куда положили бабушку, всегда интересный запах. Не лекарственный. Не стариковский, хотя стариков здесь хватает (Лоретт имеет привычку называть вещи своими именами). Не цветочный, хотя и в цветах недостатка нет.

Едва заметный запах джина и табака.

Только что ушли полицейские, которые тоже принюхивались.

Ивен поднимается со стула – поправить одеяло. Лоб у бабушки белеет в полутьме, на нем выступили капли пота. Поэтому Ивен отжимает платок и промакивает пот. Морщины. Седина.

Лоретт открывает глаза. Смотрит на внучку.

– Девочка, – говорит бывшая звезда. – Когда он появится, не забудь надеть туфли. Ему нравятся девушки на высоких каблуках.

– Кому, бабушка? – Ивен думает, это бред.

Молчание. Лоретт откидывает голову на подушку и впервые после покушения засыпает спокойно.

Короткая нарезка

– Смотрите, что этот сукин сын мне оставил! – говорит человек, в котором можно узнать одного из двойников Бадди – помятого, с синяком под глазом. Двойник одет во все серое. – Он забрал мой костюм, а тот обошелся мне в полторы тысячи. И еще это.

– И что? Сотня, конечно, старая, но в банке у тебя примут.

– Шеф, откройте глаза. Посмотрите как следует!

Он берет и смотрит. Водяные знаки на месте, защита, выпуклый шрифт. Стоп. Шеф меняет угол так, чтобы свет падал по-другому. Потом говорит «вот дерьмо».

Не зеленая. Даже не серо-зеленая. Просто серая.

– Фальшивка. – начальник полиции тянется через стол к телефону. Подносит трубку к уху и говорит в задумчивости: – Вот наглый сукин сын. Он ее, что, на ксероксе распечатал?

– Ага, – говорит двойник. – И рубашку с галстуком – тоже.

Рука с поднятым большим пальцем на фоне автострады. Короткие черные волосы. Приближается розовая машина в прозрачном мареве.

– Да, понял… Что?… приметы? – начальник полиции убирает трубку от уха и смотрит на побитого двойника Бадди.

– Так какой, говоришь, у тебя был костюм? – спрашивает шеф.

Спейд, выходящий из розовой машины в белой рубахе с закатанными рукавами и в щегольской шляпе. Рубаха расстегнута на две пуговицы, коричневое пальто переброшено через локоть. Спейд выглядит как гангстер времен Капоне – но гангстер на отдыхе.

– Спасибо, детка, – говорит он и прикладывает два пальца к шляпе.

В машине хихикают на два голоса.

На указателе высоко на фоне голубого неба – белые буквы: Мемфис.

Глава 3. Две женщины

– Он здесь, – сказала Лоретт. – Я позвала, и он пришел.

Ивен только вздохнула. Зазвонил телефон.

– Еву?… Нет, Евы здесь нет… – Ивен взяла трубку. – Кто ее спрашивает?… Джо Спейд, частный детектив. Бабушка, ты его знаешь?… Нет, Евы здесь нет… я повторяю… да, ошиблись. Нет, спасибо… До свиданья.

Лоретт посмотрела на внучку.

– Надень шпильки, – сказала она серьезно. Ивен не знала, смеяться ей или плакать.

Он ждал ее за углом. Невысокий усталый мужчина в шляпе; руки в карманах плаща. Ничего такого в нем не было. Не Джордж Клуни точно.

– Привет! – сказала Ивен. – Ты – Спейд?

Мужчина кивнул. Вставил в угол рта сигарету, чиркнул спичкой.

– Ты меня боишься? – спросил он, прикуривая. Лицо, подсвеченное снизу, казалось гротескным, как у киношного злодея.

– Немного, – призналась Ивен. – Ты похож на чудика, который насмотрелся старых фильмов с Бадди Рукертом.

– Это который умер от рака горла?

– Ты его знаешь?

Спейд выпустил дым в ладонь, внимательно посмотрел на нее снизу вверх. Усмехнулся.

– Нет.

– Моя бабушка обожает такие фильмы. Она сама была актрисой. Золотой век Голливуда, когда женщины были сказочно красивы, а мужчины мужественны и благородны. – «Что я несу?» Ивен рассмеялась, потом нахмурилась. – Почему ты так странно смотришь?

– Ты напоминаешь мне женщину, которую я когда-то знал, – ответил Спейд. Ивен опять засмеялась. Ничего не могла с собой поделать.

– Вот-вот, именно так и говорят в этих фильмах. Только ты забыл добавить «детка» – тягуче, как сквозь жевательную резинку.

Спейд улыбнулся. В глазах его мерцали огоньки. О, нет, подумала Ивен.

– Ты действительно очень похожа на Еву… на Лоретт. Но при этом – другая.

Ивен встряхнула головой, сбрасывая наваждение:

– Еще бы! Я как минимум не блондинка. Бабушка красилась, чтобы выглядеть блондинкой. Тогда это было модно. Вообще, у нее темные волосы. А у меня – каштановые.

– У тебя чудесные волосы, – сказал он. – А теперь я должен видеть Лоретт.

– Невозможно, – ответила Ивен. – Ты серьезно? В нее стреляли. Полиция никого не пускает. – она помолчала. – И вообще, откуда ты знаешь бабушку? Ты не…

«ты не убийца, случайно?»

Спейд помолчал, выпустил дым.

– Однажды она предложила мне сто долларов, – сказал он. – По тем временам это были хорошие деньги. Работенка непыльная. Незаметно пойти за ней и проследить… чтобы с ней ничего не случилось.

– И как?

– Я провалил дело, – сказал Спейд. Глаза у него постарели. – И за мной должок. Очень большой должок.

Монтаж в стык

Руки лежат на столе. Длинные пальцы, узкие ладони – но руки, несомненно, мужские, хоть и безволосые. Бледная пористая кожа. На правой кисти – черные точки, покраснение, словно от порохового ожога.

На стене перед столом – фотографии Лоретт в образе Евы Уондерли. Их много. В центре – цветной плакат фильма, датированный сорок шестым годом. Чуть правее – фотография постаревшей Лоретт с дочерью, перечеркнутая надписью красным маркером. Лоретт на этой фотографии выглядит постаревшей и жутко некрасивой.

Руки спокойно лежат. Есть в них что-то неправильное, но это не определить на первый взгляд.