Елена Хаецкая - За Синей рекой Страница 30

Зиглинда качнула головой и продолжала:

– Беда стояла у изголовья моей колыбели. Я родилась зимой неурожайного года. Суровый закон моего края таков, что девочек, рожденных в неурожайные годы, уносят в лес на растерзание диким зверям. Но моя несчастная мать не могла смириться с мыслью о том, что ее младенца постигнет жестокая участь. Поэтому она скрыла рождение девочки и объявила всем, что на свет появился мальчик. Обман раскрылся только к лету. Беспощадный отец мой изгнал непокорную жену и навек разлучил ее со мною. Мне рассказывали, что мать моя не вынесла этого страдания и зачахла в слезах. Иные говорили, что она утратила рассудок и была заедена волками.

– А моя мать скончалась, едва подарив мне жизнь! – вставила Гиацинта.

– Я никогда не знала материнской ласки…

– И я…

– Но худшее испытание ждало меня впереди, – продолжала Зиглинда. – Оно настигло меня в тот день и час, когда я думала, что обрету наконец свое счастье. Я полюбила… Полюбила прекрасного юношу, и он ответил мне нежной страстью.

– О, как часто мы обманываемся видом близкого счастья! – воскликнула Гиацинта. – Я изведала все, о чем ты говоришь. Я изведала любовь, но мой суровый отец, Кровавый Барон…

– …Отец мой, Гарольд Беспощадный, никогда не позволил бы мне стать женой моего избранника. То был юный свинопас с душой кристально-чистой, кроткий и ласковый. Мы встречались в дубовой роще и часами лежали, сплетясь в объятиях, пока веселые розовые свинки с аппетитом хрустели желудями. И вскоре под сердцем у меня шевельнулсь дитя…

– О, счастливица! Мне не дано было изведать этого счастья! Единственный поцелуй, которым я удостоила своего возлюбленного, я запечатлела на его мертвом скелете, который я нашла спустя десять лет после его безвременной кончины!

– Когда родилось дитя, мой отец, жестокосердый Гарольд, приказал пытать меня, покуда я не назову имени отца ребенка. Мне стали дробить пальцы рук… О, малодушная! На мизинце левой я созналась.

– Тебя пытали! – упоенно воскликнула Гиацинта.

Слезы медленно потекли по бледному лицу Зиглинды.

– Я назвала его имя… Любимое прекрасное тело осквернили клещи палача… Отец заставил меня смотреть на это. А затем он отдал мне моего ребенка и навек изгнал из родного гнезда.

– Я изведала, как и ты, горечь бесприютной доли, – сказала Гиацинта. – Когда-то мне предсказали, что после моей смерти из моего сердца вырастет цветок гиацинта. Я часто смотрю на эти чужие бесплодные земли и гадаю: где суждено расцвести цветку смерти и скорби? И скоро ли это случится?

– Я потеряла колыбельку, – жалобно произнесла Зиглинда. – Я иду день и ночь, и все несу его на руках. Он так крепко спит, мой малютка… Он не причиняет мне никаких хлопот. Посмотри, разве он не красив? Мой отец, жестокосердый Гарольд, убил его отца…

– Совсем как мой отец, Кровавый Барон, убил моего возлюбленного!

– Воистину, смерть склонилась над моей младенческой колыбелью.

– И мое рождение окрашено багровым отсветом смерти! Я покинула отчий дом и ушла куда глаза глядят… – начала рассказывать Гиацинта. – На каждом шагу меня подстерегали опасности, злобные чудовища, косые взгляды и молва. Я чуть не лишилась жизни, когда на болотах меня схватили, избили, пытали, связали и подвесили вниз головой! Адская боль, когда глаза вылезают из орбит… щиколотки жжет, словно огнем… и неоткуда ждать помощи…

– Я покинула отцовский дом, как нищенка, босая, и лишь в последний миг верная служанка набросила мне на плечи этот плащ… Я шла и шла, не разбирая дороги. Острые сучья ранили мне ступни, словно и деревья были заодно с моим отцом. В чужих селеньях меня травили собаками, а черствые, немилосердные люди не хотели подать мне и кусочка хлеба… Я ночевала на голой земле, прижимая к себе мое бедное дитя…

– Я знаю, что такое ночлег на голой земле. Голод и холод – постоянные мои спутники, – сказала Гиацинта. – Иной раз даже горячего чая мне не достается… Что ж, я привыкла. Глоток холодной воды – и в путь.

– Дорога, бесконечная дорога, – шептала Зиглинда, – а он так крепко спит, мой малыш. Но где же его колыбелька?

– Нет лучшей колыбельки, чем материнские руки, – со знанием дела произнесла Гиацинта. – Младенцем мне не удалось изведать этого счастья. Моя бедная мать умерла, дав мне жизнь.

– Мое рождение послужило причиной безумия и смерти моей несчастной матушки… О, мое дитя, бедное мое дитя! Мы никогда не расстанемся с тобою…

– Но тебе придется положить его в колыбельку, – осторожно начала Гиацинта. – Ведь он так крепко спит.

Зиглинда бросила на Гиацинту тревожный взгляд:

– Но ты знаешь, где его колыбелька? Скажи, ты видела ее?..

Они сидели бок о бок, с мертвым ребенком на коленях, и тихо напевали ему каждая свою колыбельную…

А в двух шагах от них, по необъяснимому стечению обстоятельств ими не замеченный, бился не на жизнь, а на смерть пан Борживой.

Густой туман и его ввел в заблуждение. Не успел Борживой оглядеться, как обнаружил себя покинутый всеми, в том числе и верным Гловачем.

Борживой остановился, подбоченился и зычно заревел:

– Эй, Гловач! Гловач!

Ответа не последовало.

«Опять, небось, красотками-феечками соблазнился, бездельник!» Борживой в сердцах плюнул себе под ноги и двинулся вперед.

Туман вокруг него колыхался, густой, как кисель. Борживой едва мог разглядеть тропинку у себя под ногами. Сабля цеплялась за кусты, ноги то и дело задевали какие-то корни.

Борживой чувствовал, что удаляется от остальных, но хуже всего было то, что он понятия не имел, куда ему идти.

Туман слегка рассеялся, и Борживой увидел, что непонятно как вышел из болота и оказался в сосновом бору. Он еще несколько раз покричал наугад: «Эй, эй, вы!» – но никто не отозвался.

Борживой сперва быстрым решительным шагом прошелся вперед, затем свернул для чего-то влево и протопал в этом направлении сотню шагов. Никого и ничего. Впрочем, нет – вон там, в кустах, что-то блестит. Ну, если это лютня! Ну, если рядом с этой лютней валяется Гловач в обнимку с какой-нибудь кикиморой!

Борживой нагрянул на куст, но никого там не обнаружил и с досады пнул изо всех сил блестящий круглый предмет. Послышался звон, и тотчас из-за дерева выступил витязь в черном. Его лицо побагровело от гнева, глаза выкатились и налились кровью, на шее напряглись жилы. Выхватив из ножен саблю, он громко закричал хриплым голосом:

– Я – витязь Страхинь Малый, а ты – мой злейший враг! Защищай свою никчемную жизнь – или умрешь на месте!

Борживой обрадованно зарычал и с саблей наголо устремился в бой.

Первое столкновение было ужасным. Сабли высекли искры. Оба противника обменялись огненными взорами и отскочили друг от друга.