Кирилл Шатилов - Кровь и грязь Страница 30

Мадлох смотрел на собеседника, подыскивая ответ, но так ничего и не придумал. Сел на шкуру и стал молча разглядывать огонь.

— Я бы все-таки разбудил Гури, — продолжал как ни в чем не бывало Фейли. — И потолковал с ним насчет вашего общего приятеля. У меня предчувствие, что этот Дэс’кари Сину может оказаться для нас сейчас важнее всего остального.

— Я не сплю, — послышался голос, от которого бедного Мадлоха сдуло со шкуры на середину помещения, где он остолбенело остался стоять, наблюдая, как рыжий дикарь садится и, позевывая, протирает глаза. — И все слышу. Если вы меня отпустите, я с ним поговорю.

— С кем? С Дэс’кари Сину? — на всякий случай уточнил Тэрл.

— Я тоже слыхал о том, что в Лесу появился человек, который убивает всех, кто ему не по нраву. Тогда я не подумал, что это может быть он. Но по описаниям тех, кто уцелел после встречи с ним, я вижу, что вы правы. Последний раз я навещал Учителя три зимы назад и встречался там с Сину. Он очень вырос с тех пор, как мы его знали. И я заметил, что отец ему в тягость. Тот по-прежнему не давал ему распоясаться. Думаю, в душе Сину ненавидел его.

— Хочешь сказать, он мог убить собственного отца, чтобы обрести свободу убивать других? — Фейли тщетно делал Мадлоху знаки, чтобы тот расслабился и занимался своими делами. — Тогда тебе нет смысла искать с ним встречи. Он прикончит и тебя.

— Вряд ли ему это удастся так просто, как ты говоришь, — ответил Гури, причем без тени бахвальства. — У него есть слабые стороны, и самомнение — одна из них. Но я не собираюсь с ним сражаться. И даже мстить за своих. Только бы спросил, откуда у него лошадь и что он намерен делать дальше.

— Да, насчет лошади ты точно подметил, — пробормотал Тэрл. — Судя по тому, что мы видели, он неплохо с ней управляется. А ведь в лесу он едва ли мог этому научиться. Насколько я помню, у них никогда не было лошадей. Я даже думаю, что Дэс’кари Сину больше не живет в лесу.

Он запустил руку под шкуру, на которой сидел, и достал странного вида нож с серповидно изогнутым лезвием в ладонь длиной, причем заточенным не по внешней, а по внутренней кромке изгиба. Потертая, невзрачная рукоятка, вся кривая, но удобно лежащая в ладони, была сделана не то из куска некогда ветвистого рога, не то из окостеневшего древесного корня. Не обращая внимания на изумленные взгляды, Тэрл протянул нож Гури.

— Забирай. Ты с ним к нам пришел, с ним и уйдешь. Хотя подарок Учителя мне тоже дорог, он по праву принадлежит тебе.

— Ты меня отпускаешь? — Гури бережно взял оружие и ловко засунул за пояс.

— Да. Пока на дворе ночь, ты можешь попытаться незаметно выскользнуть из туна. О матери не переживай, — добавил Тэрл. — Мы ее в обиду не дадим. Но и ты нас не подведи. Повстречайся с Дэс’кари Сину. А заодно попробуй убедить своих военачальников, что в Вайла’тун им соваться рановато.

— Наверное, они это и сами поняли, — невесело усмехнулся Гури. — Но я скажу. И Сину отыщу. Благодарю тебя, Тэрл.

Фейли и Мадлох стали свидетелями крепкого объятия, которым на прощание обменялись вабон и шеважа. Такого до них еще никто не видывал. Выглядело это дико и как-то обезоруживающе просто, однако, провожая взглядами широкую спину обитателя леса, оба испытали прилив неизвестно откуда возникшей и ничем не подкрепленной надежды.

Оказавшись на улице, Гури поежился. Отправляясь на разведку в тун, он собирался обернуться до ночи и отказался брать кожаную шубу, которую положила перед ним предупредительная Кеита. Сейчас бы она совсем не помешала. Кеита! Какое же красивое имя! Тикали давно не называли девочек так благозвучно. Старейшины клана считали, что имена будущим женам и матерям надлежит давать чем короче, тем лучше, чтобы их обладательницы с детских лет привыкали к краткости и быстроте. Но отец Кеиты был слишком влиятельным воином и пользовался особым расположением Того, У Кого Нет Имени, так что никто не мог ему запретить сделать так, как он считал правильным. На языке кен’шо «кеита» означало «я смеюсь». Смеялась Кеита редко, особенно сейчас, когда будущий ребенок то и дело тормошил ее изнутри, однако всякий раз, окликая ее, Гури не мог сдержать улыбки нежности. Скорей бы снова увидеть ее!

Оставшаяся в Лесу шуба имела еще одно преимущество — капюшон. Сейчас под ним можно было бы без труда спрятать предательски рыжие волосы. Едва ли илюли ожидают увидеть крадущегося к воротам живого и здорового врага, однако полагаться на удивление, если его все же заметят, наивно. Нет, Гури не боялся открытой встречи с любым из защитников туна, каким бы числом они на него ни напали, это верно, но последние события показали, что здешние фолдиты прекрасно стреляют из луков, чего посылавший его в разведку Гел не мог предвидеть. Сидя в подвале под материнской избой, Гури не был свидетелем вспыхнувшего в туне боя, зато, когда потом его вели в терем к Тэрлу, он видел лежащие повсюду трупы соплеменников и машинально отметил, что большинство из них погибли от стрел. Особого сожаления он при этом не испытал. Складываемые на площадке перед теремом тела павших защитников туна вызвали в нем лишь легкую грусть. Не желая признаваться в этом даже себе самому, Гури чувствовал себя больше илюли, нежели Тикали.

Может быть, заглянуть к матери, попрощаться? Он повернул было в проулок, но вовремя заметил толпившийся неподалеку от ее дома народ. Рисковать не стоило. Если Тэрл обещал о ней позаботиться, так и будет. Главное, чтобы она поверила, что ее сын снова получил свободу, а не убит втихаря как никчемный и опасный пленник. С ее подозрительностью всего можно ожидать.

Фолдиты повсюду расставили яркие факелы. Пригнувшись, Гури следил, как одна за другой его тени, извиваясь, скользят по стенам изб и ныряют за углы, в темноту. Надо побыстрее миновать открытое пространство между теремом и частоколом. Через ворота прорываться бессмысленно — там наверняка дежурят сторожа. Оттуда, где в стене зияла брешь, слышался стук топоров: пользуясь затишьем, плотники приступили к замене сгоревших бревен. Появление чужого заметят не сразу, но проверять их бдительность — занятие рискованное.

Заметив краем глаза стоявшую в переулке компанию местных жителей, Гури выпрямился, чтобы не вызвать своей крадущейся походкой подозрений. Его окликнули, однако преследовать не стали. В таком сумраке вряд ли кто толком разглядит цвет его волос, если только не столкнется лицом к лицу.

Перемахнуть через частокол в том месте, куда крыши изб отбрасывали наиболее густую тень, было делом нескольких мгновений. Если кто-то из сторожей и видел его прыжок, то, скорее всего, принял за игру факельного пламени.