Михаил Бабкин - Хитник Страница 30

– Эгей, а пиво? – спохватился Глеб, – ты чего меня ограбил, а? Неужто опять к будке топать?

– Ну, дык, – невозмутимо подтвердил гном, – одна нога тут, другая там. И палочек крабовых захвати, душа просит! И побольше, побольше! Но без жадности, понимаешь… Шести пакетиков вполне хватит. Или десяти. Ну, пятнадцати в крайнем случае… Жрать-то хочется!

– Дубинок тебе, а не палочек, – недовольно пробормотал Глеб, отправляясь по новой к пивному ларьку. Взяв ещё четыре кружки, чтоб не бегать лишний раз, и набив карманы хрустящими упаковками, Глеб вернулся к столику.

– Налетай, – парень стукнул донышками кружек об пластиковую столешницу, предусмотрительно пододвинул две к себе поближе, вынул из карманов пахнущие рыбой пакетики и щедро высыпал их на центр стола.

– Плагофафтвую, – прогудел-прошепелявил Модест; выпив единым глотком кружку пива, он вытер пенные усы рукавом ватника, крякнул, и, вскрыв ближайшую упаковку с крабово-рыбной закуской, принялся деликатно кушать. Глеб, потягивая холодное пиво, заворожено смотрел на громилу: в его пасти, куда одна за другой отправлялись закусочные пастилки, то и дело что-то ярко посверкивало – будто к языку Модеста прилип кусочек искусно огранённого хрусталя. Камушек из дамской бижутерии.

– Что, заметил? – усмехнулся Федул, проследив за взглядом парня. – Думаешь, брателло Модест крутой модник, с пирсингом в языке ходит? Гы, ты близок к истине, хотя она где-то вовсе и не там… Модя, покажи Глебу язык, – Модест, проглотив очередную крабовую порцию, запил её пивом и, не чинясь, высунул язык – точь-в-точь как Эйнштейн на знаменитой фотографии. Глеб едва не поперхнулся, закашлялся пивной пеной, да и было отчего: у корня языка громилы-оборванца, отблескивая всеми цветами радуги, сиял прозрачный гранёный камушек в золотой оправе. Бриллиантовая шляпка золотого гвоздика, проткнувшего язык насквозь.

– Ноль семь карата, – оценил увиденное Хитник. – Ну, может чуток меньше. Одно мне непонятно, откуда и зачем у бомжа такое украшение? Или он действует по принципу «Всё своё ношу с собой»? Заначка на чёрный день, или на пенсионное время… хотя у бомжей всегда пенсионное время, х-ха!

– Колтофской клюф, – непонятно пояснил Модест и вернулся к пиву с закуской, украдкой поглядывая на Глеба – оценил ли тот увиденное?

– Впечатляет, – признался Глеб. – Внушает. Но, честно говоря, непонятно… В смысле: почему бриллиант, да ещё и во рту, да ещё и какой-то колдовской ключ?

– Эть, – спохватился гном, – я же всё забываю, что ты обычник и мало чего понимаешь в нашей суровой действительности! Ладно, поясню. Как я уже говорил, Модест – дриад на полставки…

– Погоди, – Глеб, что-то сообразив, с непониманием уставился на Федула. – Дриад – это как? Дриады – они же тётки, которые в лесных деревьях живут и тот лес от всяких врагов защищают… типа садовницы-мичуринцы, – больше о дриадах Глеб ничего не знал. Впрочем, те «садовницы» никогда его и не интересовали – легенды, они и есть легенды. Малополезные в реальной жизни сведения.

– Верно! – обрадовался гном, – сечёшь тему! А этот парк – он что, не лес? Правильно, лес, только маленький, искусственный и загаженный, – Федул повёл рукой, Глеб невольно проследил за ней взглядом: да уж, загаженный так загаженный! Дальше некуда…

Пока удалая троица (не считая, разумеется, Хитника) развлекалась пивом, начало вечереть. Нежаркое солнце, белое и маленькое, нависло над стенами спорткомплекса, откуда едва слышно доносились чирикающие по-китайски многочисленные голоса: рынок готовился к закрытию. На поляне с пивной будкой, в лучах заходящего солнца, в молодой траве там и тут посверкивали стеклянные осколки битой посуды – словно кто-то щедрый и нетрезвый разбросал как попало осточертевшие ему крупные изумруды и бриллианты. А рваные пакетики-кульки-кулёчки усыпали траву по всей поляне будто разноцветные листья неведомых урбанистических деревьев… Вообще-то, при некоторой доли художественной фантазии, пейзаж вполне мог бы показался весьма колоритным и интересным – для какого-нибудь буйного талантом художника. Из числа тех, что видят прекрасное и в старом, давным-давно не чищенном унитазе. Художник, который немедленно нарисовал бы эпохальное полотно… ээ… скажем, под названием: «Городские джунгли, реальные и невероятные». А при инсталляции картины на выставке обязательно снабдил бы тот шедевр неким звуковым, соответствующим теме фоном – например, треском двигателей проезжающей мимо парка банды рокеров.

Словно в подтверждение художественного замысла вдалеке, со стороны трассы, раздался грозный мотоциклетный рёв: Глеб вздрогнул и, очнувшись от дурацкой фантазии, продолжил слушать Федула.

– …в том-то и дело, – назидательно вещал гном, – что молодого всегда кидают на авральные участки. А так как Модест на испытании, то бабайский совет запихнул его сюда, для проверки силы воли и преданности бабайскому делу… вишь ты, здешняя дриада по прошлой осени удрала с заезжим цирком, влюбилась в фокусника и, значит, того! Её, говорят, теперь каждый вечер на арене в ящике распиливают, ну да дриаде к тому не привыкать – уж сколько деревьев с её сущностью тут повалили-попилили, не счесть! Понятное дело, на дрова для шашлыков, – Федул с неприязнью глянул в сторону закопчённого мангала. – А колдовской ключ, он, зараза, неснимаемый и никуда Модеста дальше парка не выпускает. Во избежание соблазна, так сказать.

Гном мелкими глотками допил пиво, потянулся было за очередной кружкой, но тут обнаружилось, что пока Федул беседовал с Глебом, дриадный бабай успел нахально выдуть всё пиво. И своё, и чужое. И теперь смущённо хлопал глазами, потому как крабовые палочки он тоже подмёл до единой.

– Мнэ-э, – огорчённо почесал в бороде Федул, – Глеб, сходишь ещё за пивком?

– Запросто, – согласился парень. – Слушай, а бабаи все такие прожорливые? Прям мясоруб… краборубка какая-то! И пивохлёбка, ага.

– Ишголотался я, – виновато признался Модест, краснея и смущённо ковыряя лаптем землю, – на потношном корму отошшал… кто потаст чефо, тому и рат. Это триате хофошо, она и профлоготними лифтиками питаться мофет, а у меня не получаеффя… Как фе мне это ифпытание натоело, кто фы снал!

– Бедненький ты наш, – чуть не прослезился Федул. – Глеб, срочно дуй за пивом и едой – видишь, наш друг вконец ослабевает, того и гляди упадёт на сыру землю и помрёт в голодных конвульсиях…

Однако пойти Глеб никуда не успел.

Потому что события возле пивнушки вдруг приняли совершенно неожиданный поворот.

На поляну, с треском продравшись сквозь чахлые кустики, по нахоженным любителями пива тропинкам выехали четыре мотоцикла. Видимо, Глеб слышал именно их рёв, когда совсем недавно представлял себе шедевральное полотно со звуковым оформлением.