Наталья Игнатова - Охотник за смертью Страница 32

Вот только увидеть ее они не могли.

– Где Наривилас? – повторил Паук, уже зная, что первенца его нет в отряде, и новый мучительный страх сжал горло, мешая говорить. – Отдай мне сына, Пес!

Вскрикнул и свалился с седла один из воинов. Кровь фонтаном брызнула на деревья, на лошадей и людей. Сейчас Альгирдасу не нужны были слова, чтобы ворожить.

– Где…

– Перестань! – заорал Дигр, глядя, как с ближайшего к нему воина чулком сползает кожа. – Не надо, Паук! Твой сын… мы взяли его, увезли. Я хотел, чтобы он жил у меня…

– Где он?! – рявкнул Альгирдас, сдирая ногти с обеих рук Дигра.

– Его унес волк! Волк – огромный, белый. С глазами… Я клянусь тебе, Паук, это правда! Он прыгнул из кустов, уронил воина вместе с конем и унес мальчика.

Волк… Белый. Это второй облик Сенаса. Глаза у него светятся – это верно. И Дигр не врет, не может он сейчас врать. Сенасу мало оказалось убить Паука. Древнее чудище, он решил извести род врага под корень.

– Половину из вас заживо сожрут могильные черви, – глядя под ноги, пробормотал Альгирдас. Он говорил тихо, но его услышали все, кто был жив, – решайте сами, кого именно. Другая половина станет добычей навьев. Это очень плохая смерть. А ты, – он вскинул голову, снизу-вверх глядя в искривленное болью лицо Дигра, – любишь мужчин, Пес, и пусть будет по-твоему. Отныне мужчины будут любить тебя. Много. Больше, чем ты можешь пережить. Но ты переживешь, – он понемногу ослаблял стягивающие людей петли, забирал себе их силы, черпал заодно из леса вокруг, из притихшего зверья, из затянувшегося тучами неба, из всей земли – своей по праву крови и по праву любви. Даже к слепому богу протянул требовательную руку, и тот щедро отдавал своему избраннику горькую и чистую силу божества, – ты переживешь, – повторил Альгирдас. – И каждый год будешь ты рожать змей. Из шкур, которые они сбросят, ты сошьешь мне плащ и только тогда освободишься, когда закончишь эту работу. Но избави тебя боги, Жирный Пес, убить хоть одного из своих детей. Да будет так!

Разом он вложил в проклятье все силы. Покачнулся, но устоял на ногах. И отвернулся к лесу, слыша за спиной по-детски изумленное:

– Как это, рожать?

– А как получится, – устало уронил Альгирдас.

ГЛАВА 6

Орнольф ждал его там же, в кургане, только перебрался поближе к выходу. Он развел костер и сидел, задумчиво глядя в пламя, слегка баюкая левую руку.

– Ты связывался с Советом? – уточнил Альгирдас, входя под своды упокоища.

Орнольф кивнул. И Альгирдас сел у огня напротив, тоже стал смотреть на переливы пламенных языков. Хотелось, чтобы огненные змейки плясали в глазах, когда Орнольф встанет, и он, Паук, поднимет взгляд на друга…

Просто смотреть в огонь, зная, что это последнее, что ты видишь, не хватит сил. Но и видеть, как блеснет меч в руках Орнольфа, он тоже не мог.

Если бы кто-нибудь другой… Нет. Так было бы еще хуже.

– Совет сказал, что наша жизнь заканчивается в бою, – как-то очень легко произнес Орнольф, – таков закон. Мы не умираем от старости, и мы никогда не хотим умереть, поэтому деремся до конца, отдавая всего себя… нам же, – он мотнул головой и хмыкнул: – Да ты и сам это знаешь. И ты хочешь умереть. Или не хочешь жить, что все равно. Поэтому мне запретили убивать тебя сейчас. Совет решил дождаться, пока в твоей… жизни?.. появится хоть что-то, удерживающее тебя на земле. Что-то, что заставит тебя сражаться, защищать себя.

– В моей жизни, – медленно повторил Альгирдас, – я уже умер, Орнольф.

– Я знаю, – зло ответил дан.

– И все равно, не сочти меня трусом, но это…

– Жестоко, – договорил за него Орнольф. – Я так и подумал. И Совету сказал так же. И послал их к закатным водам, много они там понимают, в Совете? Мы с тобой не последние люди в братстве, и тоже имеем право решать. Так или нет?

Это «мы» и «люди» согрело теплее, чем костер. Хоть и не заслужил Паук Гвинн Брэйрэ такого тепла. Он улыбнулся:

– Спасибо, рыжий.

– Пожалуйста, – тот пожал плечами, – я лучше, чем ты знаю, как много мы сделали.

– Да уж.

Альгирдас поднял голову, глядя на Орнольфа через огонь. Помолчал. Наверное, не стоило ничего говорить, просто подождать. Но он понимал, что если будет просто ждать, то сойдет с ума и… сделает что-нибудь, что-нибудь еще более страшное, чем все, что сделал недавно.

– Как ты… – нужные слова никак не подворачивались, а те, что приходили на язык, казались чудовищно неловкими, – как… тебе будет удобнее?

– Что? – Орнольф приподнял рыжие брови. – Удобнее что?

– Убить… – кляня себя за не вовремя подступившее косноязычие, Альгирдас сцепил пальцы, – как ты предпочитаешь?.. Майлухт… – он ругнулся сквозь зубы, поняв, что выглядит трусом, – забудь. Я не спрашивал, ты не слышал.

– А ты решил, что я собираюсь убить тебя? – во всем облике Орнольфа читалось искреннее удивление.

– Но кто-то же должен это сделать. Кто-то из наших. Или я неправильно тебя понял?

– Видимо, неправильно, – прохладно ответил Орнольф.

Боги… Альгирдас почувствовал вдруг чудовищную усталость. Как будто своды кургана, вся тяжесть его опустились на плечи. Закрыть бы глаза и позволить земле раздавить оскверненное Сенасом тело. Но тупая холодная боль в груди поворачивалась, словно колок лютни, натягивая на себя струны чувств, не позволяя расслабиться. Мешая даже просто вздохнуть.

– Орнольф, – пробормотал он, – я понимаю, что стал чудовищем, что… что это все моя вина, но… ты же знаешь, навьи, они… мы, – уточнил он решительно, – не можем сами. И я не смогу. Уже. А если ты не сделаешь этого, не сделает никто, – Совет будет ждать и… и ждать. Меня нужно убить, Орнольф, – закончил он, надеясь, что это прозвучало достаточно убедительно.

– Хочешь, чтобы я убил тебя? – с каким-то даже удовольствием хмыкнул дан.

– Да.

– А ты попроси.

Прозрачные глаза Альгирдаса остекленели, утратив последние проблески разума, страшно оскалились острые зубы. И гибкое тело метнулось над костром. Пальцы, собранные в «копье» ударили Орнольфа в кадык. Змеиное искусство Паука – удар, от которого не спастись, смерть, обгоняющая мысли.

Орнольф был готов, но увернуться все равно не успел. И если бы не заранее выстроенные чары сках[13]…

Перехватив жилистое запястье, дан другой рукой обхватил Паука за плечи, перекатился по полу, гася инерцию стремительного броска.

И медленно сел, по-прежнему не отпуская Альгирдаса. Только забрал обе его руки в свою широкую ладонь, да покрепче прижал к груди черноволосую голову:

– Эйни, – произнес как можно мягче, – Эйни, это же я.

Плечи под его рукой вздрогнули. Не в попытке вырваться, нет, Альгирдас словно попытался спрятаться, стать как можно меньше, вообще перестать быть. Орнольф обнял его обеими руками, осторожно погладил по голове, укачивая, убаюкивая, стиснув зубы от острой жалости.