Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа Страница 37

Щеки и подбородок покрыла густая злая щетина. Когда он жевал, под кожей ходили тугие желваки, и казалось, что еж устраивается на ночь.

Я спросил эльфа шепотом:

— Король?

— Он, — ответил эльф тоже шепотом. — Он почти не выходит… Я не знаю, переживем ли эту зиму?

— Мужайтесь, — сказал я и сам скривился от стандартных слов. — Мужайтесь. Все меняется. Придет победа и на вашу… сторону.

Из второго шатра вышел Гендельсон. Я едва не ахнул, он исхудал, щеки висят, как тряпки, живот стал меньше втрое, руки уже как щепки. Он покосился на меня с неприязнью, растопырился, эльф и варвар начали облачать его в доспехи. Тень сострадания к нему сдуло, как комара ураганом. Ускоренная регенерация потребовала ускоренного расщепления жиров и углеводов, зато от кровоподтеков уже ни следа, от ран одни шрамы, он чувствует себя не хуже, чем я… а это значит, что щадить я его не буду. Как, если честно, не щадил и раньше.

Гендельсон, уже в доспехах, опустился перед Изильдой на одно колено. Правая рука в булатной рукавице со звоном ударила по панцирю с той стороны, где должно находиться сердце.

— Леди Изильда, клянусь!.. Если господь позволит, то я, завершив дела, которые мне доверил мой король, явлюсь сюда и помогу вам восстановить ваши законные права на свой трон!..

Леди Изильда грустно улыбнулась. По-моему, она слабо верила в его клятву, ибо человек предполагает, а его располагают. Взглянула на меня, я кивнул в ответ:

— Я ничего не обещаю… и ни в чем не клянусь. Но я тоже очень хочу вернуться и помочь вам.

Проводить нас вышел даже паладин, что, говорят, молился всю ночь. Именно его молитвы и заживили все наши раны, наполнили силой и бодростью. Сам он был несколько бледен, но в руках чувствовалась медвежья сила, и когда обнял Гендельсона, доспехи заскрипели.

Оставив за спиной благородную Изильду и ее людей, мы еще почти сутки пробирались в этом жутком лесу, словно шли в огромной темной пещере. Массивные стволы настолько близко один к другому, что не протиснулся бы никакой конь, мы сами еще те кони, едва продираемся. Полянки попадаются очень редко, да и то не поляны, а жуткие ямы на месте корней упавшего лесного великана. От его ствола обычно почти ничего не оставалось, но вздыбленная стена уцелевших от гниения страшных корней нависает тут же над ямой: корни намного крепче древесины ствола, гниют долго.

Я спросил в который раз:

— И даже король не знает?

— Даже король, — огрызнулся Гендельсон. Его подлечили, но он все равно тащился, как нагруженный вьюками осел через болото. Железо на исхудавшем теле звякало, тренькало, бамкало и гремело. — Но вы, сэр Ричард, тоже всех расспрашивали?

После моих угроз он сменил высокомерие на подчеркнутую почтительность, в которую вкладывал оскорбительности больше, чем в прежнюю надменность урожденного и владетельного обладателя белой кости и голубой крови.

— Я расспрашивал меньше, — ответил я зло. — Это ж все королевские или почти королевские особи! Это вы с ними из одного стада…

Он решил, что это комплимент, подобрел, ответил спокойнее, хотя все еще сварливо:

— Они живут в лесу. Что бы ни говорили о своих древних корнях, но подозреваю, что их предки тоже не покидали этого леса. Они ничего не знают об окружающем мире! Они не знают не только о Зорре, они вообще не слыхали о великой битве со Злом, что ведут все цивилизованные страны!.. Для них главный и единственный враг — узурпатор, который захватил их трон! Они говорят только о нем. Они могут думать только о нем. А вся их славная и великая летопись древнего рода — бесконечная драка с таким же лохматым соседом, который тоже никогда не выходил из леса… и даже не догадывается, что где-то еще есть мир, еще есть люди…

Я поглядывал на вельможу с удивлением. В жирном голосе впервые звучала горечь. Он говорил настоящим человеческим голосом, говорил правильные слова… пока я не сообразил, что напыщенного петуха просто возмущает, что где-то существуют люди, что не знают и не восхищаются им, Гендельсоном, который в Зорре занимается поставками провианта для всей армии!

Лес оказался настолько диким, что звери смотрели на нас с удивлением и подпускали почти вплотную. Я не принадлежу к обществу защиты животных, а Гендельсон сам еще то животное: я трижды убивал молодых оленей, а он разделывал их уже по моей тристано-изольдовской методике.

К концу второго дня после расставания с королем без трона, когда мы еле двигались, уже зеленые, отравленные гнилостными испарениями болот, мне почудился блеснувший свет. Это было словно свет в конце туннеля, я прошептал молитву, — это так просто: когда поджилки трясутся, слова сами идут, — прибавил шаг.

Свет дважды или трижды исчезал, но когда я все же огибал деревья, он оказывался ближе. Наконец я в самом деле рассмотрел круглое отверстие. Это было как круглый иллюминатор: два могучих дерева по бокам, стволы уходят в землю, как пирамиды, а кроны тоже начинаются с мелких веток, свет оказался настолько ярок, что я едва различил зеленую долину, мелкую извилистую речушку, очень далеко горную цепь, но между рекой и горами поднимается белокаменный город!

Он выглядит компактным, дома теснятся один к другому, все обнесено высокой стеной из белого камня, детали не рассмотреть, город далеко, но даже из такой дали пахнуло достатком, добротностью.

— Ну, — сказал я, — если и здесь не знают, где находится Зорр, где Кернель… то я уже просто не знаю!

Гендельсон ухватился за дерево. Лицо его было такого же цвета: серое с зеленью, ибо в трещинах угнездился мох.

— Господь услышал наши молитвы…

— Да, — согласился я. — Хотя мог бы услышать и раньше.

— Не богохульствуйте, сэр Ричард!

— Да какое богохульство? Вы ж всю дорогу молились, чертей разгоняли.

Он сказал со стоном:

— А вы заметили, что за все время на нас не напал ни один дикий зверь?

— Да и домашние не нападали… Все ваши молитвы, сэр Гельдерсон.

Уже наступал вечер. Небо стало ржавым, трава выглядела, как будто вся выгорела на солнце. Тучи в небе застыли, темные, недобрые. Земля дальше уходила вниз, мы вышли почти на вершину очень пологого холма. Далеко-далеко почти на горизонте белел город, а слева на соседнем холме высится мрачный старинный замок… Нет, развалины замка. Никто не станет жить в таких не подновив разрушенную стену, не восстановив обе башни, от них одни огрызки…

Послышались голоса. Из-за пригорка показались блестящие шлемы, затем головы. Мне почудилось, что идут викинги: все красноволосые, рыжебородые, с грубыми свирепыми лицами. У одного шлем с рогами, вылитый викинг, но другой, правда, в кожаной шапке, откуда выбиваются длинные рыжие лохмы, грязные и нечесаные.