Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курпринц Страница 38

Я поднялся по ступенькам, принцу тем временем набросили на шею толстую петлю, это чтоб не удавила слишком быстро, двое дюжих помощников палача ухватили за разлохмаченный конец и с силой потянули вниз.

Тело принца задергалось, поднялось на ярд, еще на один, а там он некоторое время дергался в конвульсиях, затем затих, и тут же его опустили на помост, где торопливо привели в сознание.

Затем эту процедуру под восторженные вопли народа, который всегда прав и который глас Божий, повторили еще дважды, а когда привели принца в чувство в последний раз, его встащили на стол, где растянули руки и ноги в стороны, приковали так, чтобы мог двигать только пальцами.

Судья поклонился мне, я кивнул в ответ, но остался в сторонке, тогда он сам приблизился и сказал почтительно:

— Народ горячо одобряет казнь преступника, ваше высочество!

Я посмотрел в толпу, там по рядам снуют продавцы пирогов, народ жадно жует и не сводит глаз с осужденного.

— Вообще-то, — пробормотал я, — Христа распял как раз глас народа…

Он не понял, переспросил ошарашенно:

— Ваше высочество?

— Говорю, — объяснил я, — народу там много, а людей что-то не видно. Но это вообще-то для политика самое то.

С принца Клавеля сорвали одежду, он хрипел и что-то горячечно бормотал. Помощники палача деловито проверили, хорошо ли закреплены руки и ноги, по очереди кивнули своему главному, дескать, у них все готово, можно начинать.

Тот покачал головой, в жаровне ярким пламенем горят сухие березовые поленья, поднимается легкий дымок, но нужно, чтобы остались только непотревоженные раскаленные угли, тогда особенно хорошо виден и чад сжигаемых внутренностей, и чуется смрадный запах, даже слышно, как злобно шипит на углях горящая плоть.

Судья подошел к жаровне, присмотрелся, закрывая лицо ладонью. Лицо его стало задумчивым, словно высчитывал в уме степень упадка сельского хозяйства во времена войны.

— Пожалуй, — сказал он медленно, — можно и начинать, а то народ изождался. Только дави неспешно, а потом отрезай так же медленно… а тут как раз и дойдет.

Палач выбрал широкие клещи, больше похожие на первобытные плоскогубцы, прошелся по краю помоста, показывая народу под их ликующие крики.

Я видел, как через толпу к помосту проталкивается молодой сухощавый парень в одежде гонца королевского двора Драгсхолмов, бегом взлетел по ступенькам, стуча сапогами на двойной подошве.

Судья нахмурился, а гонец подбежал ко мне и преклонил колено.

— Ваше высочество, — проговорил он хрипло, — простите… едва успел… трех коней загнал…

— Ради чего? — спросил я.

Он пошатнулся, оперся рукой о помост.

— Простите, ваше высочество…

— Ну-ну, говори! — велел я.

— Послание от принцессы Лиутгарды, ваше высочество! Она убедительно просит передать курпринца в распоряжение его отца!

Я вытаращил глаза.

— А она откуда узнала?

Он виновато развел руками.

— Почтовые голуби, ваше высочество…

— Эх, — сказал я с досадой, — что ж я не подумал и сам…

— А кто-то пользуется нетопырями, — добавил он торопливо. — Говорят, еще удобнее… Так что передать, ваше высочество?

Я поморщился.

— И ради этого ты загнал трех невинных лошадей? Как тебе не стыдно! Разве ради такой вести надо спешить?.. Ты посмотри на демократическую общественность, она же тебя разорвет за такую просьбу! Как можно идти против воли народа? Ладно, тебя не жалко, но и мне достанется… Жди внизу.

Народ в самом деле застыл, стараясь не пропустить ни слова, а по мере того, как передние передавали слова гонца дальше в толпу, недовольный гул нарастал все громче.

Принц Клавель, как мне показалось, уже поседел за ночь от ужаса, тонкая натура, все старается вообразить во всех деталях, как ему будут отрезать мошонку и вытаскивать через распоротый низ живота внутренности, чтобы сжечь рядом, жаровня должна быть на расстоянии не дальше полуярда от казнимого, дабы ничего не пропустил из смрадного зловония своих предательских кишок.

Сейчас его трясет от воплей благодарного народа, который требует соблюдения законов проведения казни по всем процедурным нормам, ничего не пропуская и не упуская.

Подумай, сказал я молча, подумай в последние минуты перед казнью, петрашевец. Может быть, и у тебя перевернется представление о том, как надо жить и как надо умирать.

На помост поднялся Альбрехт, отстранив властным жестом стража, приблизился ко мне и сказал настойчиво:

— Ваше высочество… но, может быть, благоразумнее все-таки передать его королю?

— А при чем тут благоразумие? — огрызнулся я. — Посмотри на местный народ! Мы демократы или нам наплевать на простой народ и его справедливые чаяния? Если не можем уменьшить им бремя налогов, так хотя бы четвертуем для них принца крови!

Он посмотрел, брезгливо поморщился.

— От народа воняет, — произнес он. — Как и везде. И что?

— Разве нам не нужно завоевывать в его рядах популярность?

Он в изумлении вскинул брови.

— А… зачем? Народ что-то решает?

— Гм, — сказал я, — что-то в самом деле туплю, пора бы перестать. В самом деле насрать на этот народ, как и на все следующие. Но тащить преступника через все королевство весьма затруднительно и накладно…

Он сказал негромко:

— Но тем самым вы покажете народу лояльность здешнему королю, ваше почтение и желание идти ему навстречу.

— А стоит ли?

— Такой жест, — прошептал он, — может принести больше ощутимой выгоды, чем потворствовать плебсу. А чтоб их не разочаровывать, раз уж явились на площадь, и если вы зачем-то хотите угодить черни, словно у нас выборная система, велите казнить кого-нить другого.

— Такого ранга?

— Ну, пусть поменьше, но зато можно двух или трех. Чтоб народ порадовать.

— Это не совсем верно, — сказал я, — все-таки я всего лишь принц соседнего государства и не волен вмешиваться в юрисдикцию здешнего суда…

Альбрехт, видя мою затянувшуюся паузу, подсказал:

— …но с другой стороны… Не спите, ваше высочество, не спите!

— Ах да, — сказал я, очнувшись от глубоких раздумий, — но, с другой стороны, дело преступника такого ранга и обвиненного в таком тягчайшем преступлении, как государственная измена, вообще-то должен рассматривать Высший Королевский Суд… если бы не было войны. Посему, по глубоком размышлении, я поддерживаю просьбу принцессы Лиутгарды, дочери его величества короля Ричмонда Драгсхолма, на предмет передачи этого преступника в руки справедливого и беспристрастного Королевского Суда…