Антон Грановский - Темные врата Страница 39

– Поди сюда! – приказал ему Крысун. – Живо!

Мужичок несколько мгновений стоял в нерешительности, потом торопливо бросил что-то в снег, повернулся, предъявив на обозрение свое бледное безбородое лицо, и нехотя заковылял к возку.

Остановившись в полутора саженях от возка, мужичок стянул с головы шапку и почтительно поклонился. Голова у него была лысая, как колено, а лицо – землисто-бледное, словно у смертельно немощного.

– Назови себя! – потребовал Крысун.

Мужичок поднял взгляд и послушно ответил:

– Ероха я. Здешний плотник.

– Почему хотел бежать?

Мужичок отвел взгляд и глухо проронил:

– Боюся.

– Боишься? – Глаза Крысуна подозрительно сузились. Он повел носом, поморщился и сказал: – Ты скверно выглядишь. Болен?

– Болен, – признался мужичок, по-прежнему не глядя Крысуну в глаза.

– А другие?

– Чего другие? – не понял мужичок.

– Другие сельчане где? Почему на улицах пусто?

– Так ведь это… Кто где. В основном-то по избам отлеживаются. – Мужик посмотрел, наконец, Крысуну в глаза и разъяснил: – Хворь по селу прокатилась, боярин. Многие слегли. Таперича лежат на печках да косточки греют.

Охоронец Бун скользнул взглядом по трубам: дыма нигде не было видно. Он хотел сказать об этом хозяину, но понял, что тот и сам все заметил.

– Так говоришь, кости греют? – Крысун нахмурился, отчего тощее, подозрительное лицо его стало еще более неприятным и подозрительным. – А печи они растопить, по немощи своей, видать, забыли?

Плотник вновь отвел глаза и сжал в пальцах шапку. Бун с удивлением отметил, что ногти у мужика странные – давно не стриженные и жуткого синеватого цвета, словно у покойника.

– С дровами-то нынче туго… – выдавил, наконец, сельский плотник. – Вот и не топят. С утра стены прогрели, а теперь тепло берегут.

– Вот как, – неопределенно прознес Крысун и сделал незаметный знак Буну.

Тот все понял – как бы невзначай прикрылся плащом и осторожно положил руку на рукоять меча, чтобы при необходимости мгновенно выхватить его и пустить в дело.

– Допустим, дров у вас и впрямь мало, – снова заговорил Крысун, – а ставни зачем закрыли?

– Так ведь это… – Мужик неловко переступил с ноги на ногу. – Хворь на солнышке нежиться не дает. Многим худо на свету. Иных, самых немощных и ослабших, солнечный свет до волдырей жжет.

– А тебя? – прищурился Крысун.

Мужик улыбнулся синеватыми губами и глянул Крысуну прямо в глаза.

– Меня пока нет. Только зудит.

Как бы в доказательство своих слов он поднял руку к лицу и остервенело поскреб ногтями щеку. Там, где прошлись острые ногти, затемнели царапинки, но кровь из них почему-то не выступила.

Крысун чуть повел скулой в сторону начальника охоронцев и коротко выдохнул:

– Бун!

Охоронец молниеносно выхватил из ножен меч, шагнул к мужику и приставил острие клинка к его горлу. Плотник попятился.

– Ты чего, ратник? – испуганно спросил он. – Чего колешься?

Крысун сдвинул брови и гаркнул:

– Теперь рассказывай правду! Что у вас тут творится?

Мужик хотел ответить, но вдруг закашлялся кровью и вместе с кровью выкашлял на грудь несколько зубов. Купец Саморад, до сих пор сидевший молча и неподвижно, зашевелился в возке, а потом спрыгнул на землю и подошел к Крысуну.

– Зачем понапрасну пытаешь мужика, Скоробогат? – спросил он. – Нешто сам не видишь, что с ним? Хвор ведь.

– Вижу, что хвор, – сухо проговорил Крысун. – У него та же хворь, что и у нас.

Мужик вдруг перестал кашлять, вскинул голову и устремил взгляд на Крысуна. Втянул ноздрями воздух и чему-то усмехнулся. Потом перевел взгляд на купца Саморада, снова понюхал воздух и нахмурился.

– Ты чего это тут разнюхался? – гневно спросил у него Крысун.

Мужик вдруг затрясся, повернулся и бросился бежать. Вопреки ожиданиям, бежал он быстро, гораздо быстрее, чем положено бежать хворому человеку. Да что там хворому – не каждый здоровый так быстро побежит.

И снова уши Крысуна вздрогнули. Он еще выше приподнял голову и по-звериному понюхал воздух. Явно что-то почуял. Охоронец Бун хотел спросить, что именно, но тут почуял и сам. В ноздри Буну ворвался запах мертвечины. Избы Повалихи были забиты мертвецами.

– Твою мать… – тихонько выругался Бун, со страхом глядя на черные избы.

Лошади, впряженные в сани, вдруг зафыркали, задергали большими головами и забили по снегу копытами.

– Вот и лошади почуяли, – пробурчал Бун.

– Поздновато, – усмехнулся Крысун.

Купец Саморад, толстый, растерянный, неуклюжий, отвел взгляд от ближайшей избы и, обескураженно глянув на Крысуна, спросил:

– Об чем это вы? Что почуяли лошади?

Крысун прищурил недобрые глаза:

– А ты сам, что ли, не чуешь?

Тот качнул головой:

– Нет.

Крысун и Бун переглянулись. Потом снова устремили взгляды на купца Саморада и принюхались, слегка раздувая ноздри.

– От него не пахнет, – глухо сообщил Крысун.

– Верно, не пахнет, – подтвердил охоронец. Потом, как-то странно уставившись на Саморада, добавил: – Пахнет другим.

Брови Саморада взлетели вверх.

– Вы что, с ума посходили?! – испуганно и сердито выкрикнул он. – Чем от меня пахнет?

Крысун вперил в купца острый взгляд, растянул тонкие губы в холодную усмешку и обронил:

– Едой. Едой от тебя пахнет, купец.

Саморад хотел сказать, что все это чушь собачья и что никакой еды у него при себе нет, но тут заметил вещь настолько странную, что щеки его свела судорога, и он замер с открытым ртом. В черном ощеренном рту Крысуна хлынский купец разглядел новые зубы, отросшие на месте выпавших. И зубы эти ужаснули его своей остротой и странной крючковатой формой.

Саморад попятился, глаза его вылезли из орбит.

Крысун, наконец, догадался. Он поднял руку ко рту и осторожно потрогал пальцем один из своих новых зубов.

– Бун… – испуганно прошептал Саморад, продолжая пятиться от Крысуна. – Твой хозяин…

Договорить он не успел. Крысун с быстротою рыси прыгнул к купцу, сбил его с ног и вцепился ему зубами в горло. Брызнувшая кровь обагрила снег.

Охоронец Бун несколько мгновений стоял ошеломленный, не веря своим глазам. Потом в нос ему ударил густой, пьянящий запах крови. Бун задрожал, выронил меч, потом как-то нелепо, будто сомнамбула, подался вперед и вдруг – прыгнул на землю и на карачках быстро подбежал к дергающемуся на снегу Самораду.

Крысун, лицо которого было испачкано кровью, поднял голову и рыкнул на своего охоронца. Бун отскочил в сторону, но тут же, свирепо сверкнув глазами, снова подбежал к Самораду и схватил его зубами за растопыренную пятерню.

На этот раз Крысун не стал его отгонять, и оба чудовища – охоронец и его хозяин – принялись с голодным остервенением пожирать купца Скоробогата.