карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре Страница 39

   Кейсо трогал бусины, перечисляя убытки, которые терпит корона.

   - Кёниг желает, чтобы ты остановился.

   - А Ерхо?

   - И он тоже. Вы вдоволь померились силой, так он мне сказал.

   Трусливый жадный человек, по недомыслию поставленный богами над другими людьми. И золото ему важнее чести. И сумей Янгар десять лет тому правду разглядеть, разве принес бы клятву?

   В ту первую встречу Вилхо Кольцедаритель восседал на троне. Он показался огромным, каким не может быть человек обычный. Одежды его ослепляли сиянием драгоценных камней, а лицо и руки Вилхо покрывала золотая краска.

   ...в ту первую встречу Янгар едва не отступил.

   ...сердце вдруг остановилось.

   ...холодный пот потек по плечам. Руки и те задрожали, чего с Янгаром никогда прежде не случалось. Тогда он вытер мокрые ладони о штаны и, задавив саму тень страха, совершенно беспричинного, заставил себя ступить на алую дорожку.

   - Кто ты? - спросил Вилхо и голос его, отраженный стенами зала, оглушил Янгара.

   Перед этим человеком, да и человеком ли вовсе - огромным и оглушающе великолепным гляделся кёниг - хотелось упасть на колени.

   ...иначе золотой великан уничтожит Янгара.

   Но Янгар устоял и сквозь сцепленные зубы ответил:

   - Я тот, кто желает служить тебе.

   И десять лет прошло.

   Узнал Янгу, что стоит трон на особом возвышении, а тронные одежды кёнига шьют длинными, чтобы казалось, будто выше кёниг обычного человека. Что специальные зеркала спрятаны в нишах, и направляют они свет на Вилхо. Отсюда и сияние, чудесным образом кёнига окутывающее. Что под золотой краской скрывается лицо самое обыкновенное - чересчур толстого нездорового человека. И голос у него тонкий, почти женский. И что громким его делают латунные трубы, особым образом спрятанные в подлокотниках трона и стенах.

   Десять лет...

   ...ушел непонятный страх, пусть бы каждый раз на пороге тронной залы сердце неприятно дергалось, а руки сами собой в кулаки сжимались.

   ...и уважения не появилось.

   ...но клятва все еще держала, хоть бы и не раз, не два думал Янгар, что трон Оленьего города заслуживает иного кёнига.

   - Нет, - Кейсо умел угадывать мысли друга. - Не смей. Ты в одной войне увяз. И две точно не потянешь.

   Это Янгхаар и без него понимал. Как понимал и то, что ему, быть может, и позволят сместить кёнига - многим не по нраву Вилхо Кольцедаритель - вот только трон Янгару не отдадут. Объединятся великие рода, защищая корону от недостойного.

   И раздавят Янгара.

   Да и не пойдет Янгхаар Каапо против собственного слова.

   Он сам принес клятву. И сдержит ее, что бы ни случилось.

   - Вот и ладно, - Кейсо погладил цепь, впившуюся в кожу. - Но меня волнует иное, малыш. Кёниг трусоват и недоволен. А недовольство его могут обратить против тебя же. Я слышал, что появились в Оленьем городе дети Ину.

   - Кто?

   - Талли Ину... - помедлив, Кейсо добавил: - И Пиркко Ину.

   - В городе безопасно.

   Троих сыновей потерял Ерхо. И правильно, что пожелает он защитить четвертого.

   - Не в безопасности дело, мальчик мой. Они пришли к кёнигу просить за отца. И если просить станет Пиркко, то кёниг, быть может, и послушает...

   Кейсо зачерпнул горсть орешков, но есть не стал, высыпал в чашу по одному.

   - И что? - Янгхаар не понимал причин беспокойства. - Ты же сам говорил, что кёниг желает прекратить войну. И какая разница...

   - Большая. Порой женщина красотой и словом может добиться большего, чем мужчины силой и сталью. Ину тебя ненавидят. И если Пиркко сумеет добраться до сердца кёнига... малыш, с этим врагом ты не справишься.

   - Почему? - Янгхаар даже обидеться не сумел.

   Враг?

   Глупость враждовать с женщиной.

   - Слишком наивен, - со вздохом сказал Кейсо.

   Он замолчал, думая о своем. Молчал и Янгар, пытаясь понять, чем же сумеет повредить ему Пиркко-птичка. Сердце кёнига?

   Оно такое же жирное и ленивое, как сам Вилхо.

   И в этом сердце время от времени рождаются чувства к женщинам, которых при дворе множество. Но чувства эти слабы и длятся недолго.

   Вилхо чересчур любит себя, чтобы любить еще кого-то.

   Олли лежал на циновке, подтянув колени к груди. Он больше не плакал, но лишь дышал судорожно. Вздымались и опадали бока, словно у загнанной лошади. И нить слюны сползала по щеке. Пальцы вцепились в ременную петлю ошейника. А взгляд и вовсе был безумен.

   Присев рядом с врагом, Янгар коснулся коротких волос и сказал:

   - Ты зря отказываешься от еды.

   Олли словно не услышал. Только дыхание замедлилось.

   - Если ты не будешь есть, то умрешь.

   - И что? - голос Олли был слаб.

   - Ничего. Но тогда ты не сможешь убить меня.

   Янгар сел и вытащил из-за пояса флягу. Прижав ее к губам Олли, он заставил сделать глоток. Крепкая перцовая настойка обожгла рот, и Олли закашлялся.

   - Ты думаешь, что лишился всего, - фляга легла в руку Олли, и пальцы сжались, проминая металл.

   - Разве нет?

   Он все же повернулся.

   Мутный взгляд. Больной.

   - Просто у тебя слишком много всего было, - Янгар подпер подбородок кулаком.

   - А у тебя?

   Олли встал на четвереньки и потряс головой, точно надеясь избавиться от пут сна.

   - У меня... у меня когда-то не было ничего, кроме жизни и ошейника. Железного, - Янгар провел рукой по шее. Порой ему казалось, что на ней остался след. Он ведь долго не сходил - красная намозоленная полоса, которая людям знающим сама за себя говорила.

   - Ты раб, - с непонятным удовлетворением произнес сын Ину.

   - Был. Но однажды я перерезал хозяину горло... не смотри так. Он был сволочью и заслужил. Жаль, что умер медленно.

   ...в своих снах, тех, которые появлялись до побега, Янгар убивал хозяина медленно. И тот, захлебываясь кровью, скулил. И вымаливал пощаду.

   Хорошие были сны. Яркие.

   После них и жизнь становилась веселей.

   - Ты проклят, - Олли сел. - Раб, убивший хозяина.

   - Проклят. Еще до этого. Наверное, даже с рождения, если такая судьба, только... какая разница? Я живу.

   Вцепившись руками в короткие волосы, Олли дернул их.

   - Что будет со мной? - спросил он.