Джон Макдональд - Искатель. 1992. Выпуск №2 Страница 39

— Его величество король Фердинанд-Август, — торжественно и громко продолжил приезжий, — и его высочество принц Себастьян-Николас удостаивают почтенного Андреаса фон Биркенау с семейством приглашением посетить королевский бал, который будет иметь место быть сегодня вечером в замке.

— Глубоко тронуты сим великодушным приглашением, — в тон ему ответил хозяин, — и с благодарностью принимаем столь высокую честь.

Хозяин поклонился и продолжил попроще:

— Не желает ли почтенный господин Франц отдохнуть в нашем доме, выпить бокал вина или кружку пива?

— Ох, господин Андреас, врать не буду — устал, но — увы — не могу воспользоваться вашей любезностью…

— Ну пива-то? Холодненького, домашнего? — Хозяин умоляюще протянул руки.

— И не уговаривайте, Бога ради! Я уж и так с ног сбился, а мне еще фон Теплица приглашать, и Миттельшнауцера, и Виртсшафта, и Горденауэра… и все скорей, скорей…

— А что, позвольте узнать, за причина устраивать бал задолго до сезона? — осторожно осведомился фон Биркенау. — И с такой поспешностью?

Гонец короля тяжко вздохнул.

— Его величество в крайнем нетерпении. Два дня тому назад приехавший из Ассирии великий астролог Мельхиседек сделал важное пророчество: если принц не женится до Рождества, он останется холостяком на всю жизнь. Его величество весьма встревожился и приказал немедленно собрать на бал всех девушек из лучших семейств королевства…

— Значит, смотрины? — встрепенулась, супруга фон Биркенау.

— Можно и так сказать, уважаемая госпожа Августа, — согласился гонец. — Его высочество принц, правда, заявил, что пока не желает жениться, но воля короля… Так что Анна и Мария имеют возможность испытать счастье…

Девушки разом зарделись и застыли в глубоком реверансе.

— А при чем тут тогда Горденауэр? — недовольно произнесла фрау Августа. — Его Лизхен столь хороша собой, что от одного ее вида дети плачут…

— Список приглашенных, — развел руками гонец, — составил лично его величество…

— Гусыня, — тихо сказал Биркенау, — знаешь ли ты, каковы доходы красильных и кожевенных мастерских Горденауэра?

Госпожа Августа фыркнула, но спорить не стала.

— Ну что ж, — печально вздохнул гонец, — не смею дольше задерживать ваше внимание, пора в путь…

Снова обменялись поклонами, Франц тяжело забрался в карету, юный кучер щелкнул бичом, и, подняв тучу пыли, великолепная шестерка выкатила со двора раззолоченную карету. Как только она скрылась в лесу, раздался дружный крик Анны и Марии: «Ура! Бал!» Семейство поспешно скрылось в доме.

Алексей поглядел на своих спутников. Медленно, плавно приближались они к дому, плащи поникли и волочились, касаясь земли… Алексей вновь взглянул на дом — и чуть не вскрикнул: его стены стали прозрачны. Алексей видел и суматоху, поднятую девушками, и служанок, метавшихся по комнатам под командирские крики фрау Августы, и господина Андреаса, в подвале цедившего из огромной бочки в объемистую кружку темно-коричневое пиво, и некую девушку в трубой посконной рубахе-платье, осторожно спускавшуюся по узкой лестнице в этот подвал…

— Отец! — резко сказала девушка. И тот от неожиданности чуть кружку не выронил. — Отец! Король устраивает смотрины? Это правда?

— Да, милая. Гонец Франц пригласил нас, — робко ответил господин Андреас.

— Нас, значит, и меня, так я понимаю?

— Н-ну, как тебе сказать, — замялся Биркенау.

— А тут и говорить нечего, — оборвала его девушка. Разве я не Грета фон Биркенау? Или есть другие мнения?

— Ну что ты, Золушка, что ты, конечно, ты — фон Биркенау, тут нет двух мнений…

— И что я надену?! Может быть, эту гадость? — Девушка брезгливо дотронулась да своей рубахи.

— Но, милая, пойми, ты ставишь меня в крайне неудобное положение…

— Ты сам залез в это положение девятнадцать лет назад, так что не жалуйся!

— Я боюсь, Августа будет возражать…

— Конечно, будет! — перебила его девушка. — Еще как будет! Для ее дочечек даже Лизхен Горденауэр — конкурент, а что уж обо мне говорить!

— Но пойми, милая, всю деликатность ситуации…

— Я — фон Биркенау? — опять перебила она отца, — Так в чем дело? Достаточно того, что девятнадцать лет я торчу на кухне, вожусь с очагом и грязной посудой. Ведь она согласилась, чтоб я носила твою фамилию, отец? Ну так хоть раз в жизни я могу вести себя достойно этой фамилии?! И твоя толстая Августа может лопнуть от злости — я все равно поеду на бал!

— Не говори о ней грубо! — сорвался отец на тонкий крик. — Она была великодушна, когда позволила дать тебе мою фамилию! Она даже развода не требовала, хотя имела право…

— Ой, не смеши меня! Развода она не требовала! Куда б она девалась без твоих лесов, лесопилен, пастбищ и пасек? Домой, к отцу-булочнику? Да плевать ей было на твою неверность! Все кухарки и служанки могли родить от тебя по тройне, она бы и бровью не повела!

— Не смей! Замолчи немедленно! — Биркенау зло топнул короткой толстой ножкой. — Как ты смеешь так говорить об отце?! Я любил твою мать, значит, так было угодно Богу!

— Никогда, никогда, — вдруг по-отцовски тоненько запричитала девушка, — никогда не любил ты мою бедную матушку, и меня ты не любил и не любишь!

Слезы сразу залили ее лицо, она бросилась вверх по лестнице.

— Золушка! — кричал ей вслед отец. — Золушка, вернись!

Но она убежала, и Алексей сквозь прозрачные стены видел, как промчалась она, закрывая лицо, через коридор, выскочила черным ходом на задний двор и забилась в угол между конюшней и каретным сараем, спряталась за кустами, чтобы наплакаться вволю…

А Биркенау с кряхтением поднялся из подвала и пошел искать супругу, ориентируясь на ее зычный голос.

— Не тот, не черный сундук, а вон тот, медный, кованый, старый! — кричала она служанкам. — Да-да, вот этот, открывайте!

— Матушка, — подбежала к ней Анна. — Мария хочет надеть белое платье, а я тоже хочу белое, но мы не можем обе в белом, скажи ей, пусть наденет зеленое.

— Вот еще! — закричала Мария из соседней комнаты. — Я первая сказала, что белое, а она пусть хоть черное!

— Молчать! В белых венчаться будете! — грозно крикнула фрау Августа. — А сейчас Анна наденет розовое, а Мария — голубое!

— Но, матушка, — в один голос начали дочери.

— Молчать! Как я сказала, так и будет! Открыли сундук? Доставайте платья! Да не мни, не мни, безрукая!

Фон Биркенау с натугой преодолел все лестницы и наконец появился на пороге залы, в которой командовала фрау Августа.

— Августа, милая, — робко начал он…