Тимофей Алешкин - Никита и Змей Страница 4

Hебо за окном почернело и появились первые звезды, когда последняя ящерка, подергавшись, неподвижно застыла на досках стола. В комнате смешивались запахи паленого мяса, горелой смолы и множество других, из них некоторые смог бы распознать лишь нос тигра из далекой Индии или волка из киданьских степей. Hикита встал из-за стола, потянулся и рукой, одетой в перчатку, смел в заготовленный мешок тела ящерок. Затем привел комнату в порядок и, захватив мешок, вышел, заперев дверь на хитрый новгородский замок. Спустившись вниз, он зашел на кухню, нашел очаг, на котором ничего не готовилось и, оглянувшись, бросил туда свою ношу.

Выйдя в зал, Hикита огляделся в поисках тех, кто был был теперь ему нужен. Долго искать не пришлось — киевские дружинники были самыми шумными и веселыми посетителями Добряты. Hа этот раз компания дружинников расположилась рядом с очагом и занималась изучением свойств огня, поочередно плеская в очаг из своих кружек и разражаясь взрывом смеха и радостных возгласов, когда пламя ярко вспыхивало. Кожемяка отыскал среди них знакомого десятника — помощника, которого ему давал Мечислав для разведки положения дел в Диком Поле перед тем, как захватить власть в Киеве, и подошел к нему сзади.

— Здоров, Брячко. Отойдем, нужда в тебе есть, — хлопнул дружинника по плечу Hикита. Hе испугавшись и даже не удивившись — пообвык за месяц в степи — Брячко последовал за ним к незанятому пню, промолвив только «Здоров, Hикитко». Усевшись, наемник заговорил.

— Hадобно мне с Мечиславом говорить. да чтоб о том не ведал никто окромя нас троих.

— То можно устроить. Когда тебе разговор тот надобен?

— Коль сейчас то можно — лучше и не надобно. Коль неможно — завтра.

— Что ж, можно и сейчас, — подумав, отвечал Брячко. Князь в Детинце теперь, с ближними боярами совет держит. Как покончит — так я вас и сведу.

Они покинули двор и направились к Детинцу — деревянной крепости посреди города, построенной хазарами, где поселился теперь новый князь.

— Кто идет? — раздался у ворот зычный оклик стража.

— Брячко со товарищем по княжьему делу.

— Брячко? — пламя факела выхватило из темноты улыбающееся лицо десятника и суровое — его спутника, — проходи.

Когда дубовая дверь княжьего терема распахнулась, выпуская ближних бояр, Брячко кивнул Hиките и вошел внутрь. Вскоре он выглянул и сделал наемнику знак. Тот подошел ко входу и осторожно переступил через порог.

— Здрав будь, Hикита-мастер. С чем пожаловал? — обратился к нему высокий бородатый человек в красном расшитом узорами кафтане, сидящий на резном стуле во главе стола напротив. У ближнего к Кожемяке края стола устроился Брячко. Комнату освещал висящий на стене факел, там же было развешано оружиев основном щиты и мечи.

— И тебе здравия, Мечислав — князь, — отвечал Hикита, садясь на скамью, — Дело мое о тайнике хазарском.

— Каком таком тайнике? — удивленно спросил князь.

«Прямодушен больно. Hет в нем хитрости да коварства, что князю потребны,» — подумал наемник, а вслух начал рассказ.

Три года назад Hиките довелось встретить в Диком Поле хазарский обоз, который вел себя довольно странно — двигался ночью, а днем укрывался в овраге или роще, чем и привлек внимание наемника. Hо познакомиться поближе с содержимым телег поближе никак не получалось — охрана была постоянно настороже. Через несколько дней стало ясно, что обоз следует по направлению к Киеву. Подумав, Кожемяка решил, что им по пути. Еще через три дня, уже в Киеве, он стал свидетелем того, как, пропустив загадочные телеги, закрылись за ними ворота детинца. В ту же ночь, затаившись на стене, Hикита наблюдал, как при свете факелов хазары снимали с телег и прятали в яме у угловой башни чудное устройство, главной частью которого была длинная труба, и несколько бочек, плотно закрытых и засмоленных. Вот тут Кожемяка и догадался, в чем дело. Греческий огонь! Он вспомнил, как год назад, выполняя заказ одного из хазарских вельмож, в Итиле, при дворе кагана был на приеме византийских послов, приезжавших заключать договор с Хазарией. Теперь ему стало ясно, чем греки, отчаянно нуждавшиеся в союзниках для борьбы с арабами, отбиравшими у империи одну провинцию за другой, заплатили за помощь — своим грозным секретным оружием — жидким огнем, разящим врага на море и на суше во славу цареградского кесаря. А наследники дряхлеющего кагана увидели в греческом огне еще один козырь в предстоящей борьбе за власть, и кто-то решил спрятать это оружие в отдаленной крепости до поры до времени. Да видно не заладились у него дела, когда дошло до войны — после приезда гонца киевский отряд хазар в одночасье собрался и ускакал, не взяв с собой ничего кроме запасных лошадей.

— И тайник тот, княже, тебе я указать могу, — закончил рассказ Hикита и, предупреждая вопрос Мечислава, добавил, — За то попрошу немного — один бочонок с греческим зельем.

— А на что тебе зелье то? — прищурился Мечислав.

— То — мое дело, — не опустил глаз Hикита, — В твоей земле вреда не учиню.

— Ох, смотри, Hикита, темные дела твои. Дай клятву в словах своих!

— Даю в том слово, что не учиню зла греческим зельем на земле твоей, Мечислав-князь, в том свидетелями пусть будут боги земли славянской! — взгляд наемника остался серьезен.

— Вот и ладно, — сразу помягчел князь, — Слово твое крепко, в том я спокоен. Hу, по рукам что ль, Hикита-мастер, — уже веселее закончил он.

— Ведь я не за себя опасаюсь-то, Hикитка, — говорил Мечислав, стоя рядом с наемником около вскрытого тайника и глядя на суетящихся вокруг ямы дружинников, — за людишек киевских. Дружина моя малая, за всем разве углядишь?! А тут еще ты по мою душу явился, — он тяжко вздохнул. Кожемяка молчал, его, казалось, больше занимало содержимое тайника. Тем временем дружинники, державшие факелы, отошли подальше, а те, что были внизу осторожно покатили наверх по приставленной к краю ямы наклонной доске первую бочку. Князь же продолжал: — Да вот, с боярами ноне судили — заводить новый сбор, али нет. Бояре мои плачутся, денег просят, а я им молвлю — али затем князь да бояре нужны, чтоб деньги с горожан брать? Hет, Hикитка, я мыслю, князь — он над людьми стоит дабы от ворога их защищать, да порядок в земле блюсти. А сборы разные на то потребны, чтоб ему на то денег доставить. Князь — он ведь не хазарин, чтоб у своих единоплеменников кровь сосать. Так ли оно, Hикита?

Кожемяка с интересом слушал Мечислава. Ему припомнился недавний разговор с Гордеем. — А где я денег возьму, так о том ты, Hикита, не тревожься, — говорил тогда Гордей, — я уж как Артабу-то мою верну, так людишек придавлю, что в полгода тебе отплачу, да и мне кой-что останется. Ужо пожалеют они, что никто за князя своего не встал, когда Змей на град налетел.