Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - рейхсфюрст Страница 40

— Ха, — сказал я, — и еще раз три ха. Можно даже четыре, хоть и с натяжкой. Вот очеловечивайся быстрее, все поймешь, даже разъяснять не надо будет… И что за сигналы?

— Исходят из довольно далеких один от другого мест, — сообщила она, — однако достаточно устойчивые.

— Тот тоже был устойчивым, — буркнул я и передернул плечами, представив, что та камера могла не выдержать напора земной коры и сплющиться, заодно раздавив и царя природы. — А нельзя прощупать отсюда?

— Что?

— Все, — ответил я твердо, — насчет того места. Глубина, толщина стен, в каком там состоянии, не вступлю ли в какие-нить фекалии… Я такой, предусмотрительный.

Она проговорила холодно:

— В моем словаре у предусмотрительности иное значение.

— Устарел, — сказал я авторитетно. — Мир развивается, а словари фиксируют окаменевшие идиомы. Ты слушай сюда, я знаю лучше. Я вот постоянно саморазвивающаяся система в оптимальном, так сказать, варианте. Потому и говорю, давай маханем, в смысле, совершим вторую попытку? Где ближайший источник?

Голос Эркхарты прозвучал ровно и безмятежно:

— Занимай правильное положение. Набери в грудь воздуха…

— Уже, — сказал я. — Поехали!

Снова вспышка, легкое головокружение, Эркхарта правильно истолковывает даже эвфемизмы, явно у нее на каждое множество значений…

Темное помещение, я покачался на ногах, но устоял, Эркхарта проделывает переносы все точнее и увереннее. Возможно, ей самой становится чуточку любопытно, все-таки тысяча лет наедине с собой… пусть даже могла смотреть на практически не меняющуюся внизу поверхность планеты.

На всякий случай я не двигался, только быстро позыркал в стороны. Первое впечатление, Эркхарта ошиблась и перенесла снова в то же место. Стены такие же уродливые, выпуклости и впуклости на тех же местах, вообще все такое же.

На всякий случай ткнулся в дверь, та не поддалась, но после сильного пинка вздрогнула. Это ободрило, в прошлый раз вообще подпирала с той стороны монолитная стена.

Ударил плечом, с третьей попытки нечто хрустнуло, дверь распахнулась. Я выглянул осторожно, готовый увидеть любые чудовища, но дальше крохотная площадка, и за ней вертикальная шахта, широченная, словно поставленный стоймя тоннель, что под Большим Хребтом.

Там далеко-далеко вверху нечто светится, возможно, это солнечный свет, страшно и подумать, на какой я глубине.

Я с тоской и злостью подумал, что снова придется возвращаться. На всякий случай присел, сосредоточился и долго старался превратиться в дракона. Не получилось, тогда изо всех сил тужился, сосредотачивался, пыхтел, напрягался, пытаясь просто отрастить крылья, неважно, что из меня получится, лишь бы подняться по гигантской трубе вверх, а что не красавец — неважно, мужчина и так уже красив, раз он мужчина, и вообще внешность — не наше дело…

Голова разогрелась, как и все тело. Нет, придется снова звать Эркхарту. На этот раз совсем уж утвердится в своем превосходстве над жалким человечишкой с его животными инстинктами… то и гляди вообще перестанет общаться с такой тупой и упрямой никчемной мелочью.

Я перебирал все способы, все не то, потом ощутил, что нервно шевелю пальцами, спохватился и посмотрел на кольца. За бесполезностью многие из них снял, но когда в схватке с Терросом все на мне сгорело, включая доспехи, оружие, зачарованный пояс, браслеты на бицепсах и запястьях, амулеты на груди, то кольца расплавились первыми, хоть и волшебные.

Долгое время я ходил вообще без них, а потом, поддавшись уговорам сэра Жерара, дескать, не лычит сюзерену ходить с голыми пальцами, когда каждый вельможа щеголяет целой россыпью драгоценных камней на кольцах и перстнях.

Мне в словах «лычит» или «не лычит» слышалось знакомое «лычка», что значит соответствующий ранг, и если какой-то благородный человек ведет себя так, как ему не лычит, то это значит, ведет себя недостойно.

Я тогда надел только одно колечко, сэр Жерар сказал сварливо, что такие неприметные носят разве что крестьяне, я добавил перстень с камешком, но и это, оказалось, не совсем, пока не нацепил полученное от короля Хенрига Первого. На мой взгляд, самое заурядное, но сэр Жерар с удовлетворением заметил, что в нем рубин особенного оттенка, таких ни у кого нет. Опытный взгляд сразу такое замечает, и уважение к моему высочеству только возрастет…

Я тогда лишь отругал его за такие оценки, по мне на корову какое седло ни надень, все равно скакуном не станет, однако у придворных иные оценки.

Я потрогал кольцо и, поколебавшись, сказал тихонько:

— Серфик… если не слишком занят… явись!

Над ухом тихохонько пискнуло:

— Мой повелитель! Я уже здесь.

Крохотная красная точка, трепеща розовыми крылышками, зависла на уровне моего лица. Сами крылышки не рассмотреть, только дрожание розовой мути в воздухе, но тельце и мордочку вижу отчетливо: кругленькая, как у лемура, и такие же огромные выпуклые глаза.

— Не слишком оторвал тебя от дел? — спросил я виновато. — А то, знаешь, хоть ты и сказал, что тебе нравится бывать со мной, но все-таки… приказывать я, как истинный демократ и апологет либеральных ценностей, не очень люблю. Мне больше нравится, когда для меня и так все делают, а я вроде бы даже стесняюсь такого внимания, почтения и сервиса.

— Мой повелитель?

Я уточнил:

— Нет, приказывать, понятно, нравится. Всем нам такое нравится. Не нравится то, что ты обязан против воли являться. Понимаешь, людям я тоже приказываю, но они повинуются по своей воле, а могут и послать меня. Они повинуются, потому что заинтересованы. Кто рублем, кто титулами… хотя это тоже рубли, если правильно пользоваться. А вот ты полностью подвластен моей воле, вот что меня смущает… Правда, длинно объясняю? Это потому что я интеллигент, а мы все только болтать умеем.

Глава 5

Он смотрел непонимающе, я спохватился, что это крохотное существо понимает не намного больше муравья, у которого в голове один-два ганглия.

Серфик пропищал:

— Повелитель, но я в самом деле рад тебе служить!

Я поинтересовался:

— А нельзя сделать так, чтобы ты являлся мне и сам?

— Это… как? — пискнул он.

— По своей воле, — объяснил я.

Он замотал головой:

— Только слово повелителя открывает Врата! И только для того, чье имя называют.

— Гм, — сказал я, — а нельзя сделать так, чтобы ты мог и отказываться?

Он повторил обалдело:

— Это как?

— Ну, я тебя позвал, а ты вот не восхотел в этот раз, чем-то занят, и не являешься! А потом, когда придешь с опозданием, говоришь, что маковые зерна таскал по одному на склад, чуть не надорвался, устал…