Генри Олди - Армагеддон был вчера Страница 40

— Господин Изюмский! В целях конспирации разрешаю перейти с человеческого языка на тот, который вам ближе. Но только на время операции. Усек, братан?

Братан усек не сразу. Наконец соизволил кивнуть:

— Так точно. Понял. Да тока, блин, хрена он там человеческий! Кто же так сейчас чешет, подруга? На тебя, блин, посмотришь — вроде телка видная, все при тебе, а как базлать начнешь…

— Фильтруй базар, пацан, — в очередной раз посоветовала я. — Я котелком звенела, когда ты, шкет, еще сопли жевал!

Он вновь хмыкнул, решив, вероятно, что старший следователь Гизело входит в роль. Не поверил. И хорошо, что не поверил…

— Слышь, братан, а как тебя называть?

Имя-отчество его я, конечно, забыла. Если вообще когда-нибудь знала.

— Вованом, — гулко вздохнул дуб. — А ты, подруга, стало быть, Эрка?

— Эра, — как можно спокойнее поправила я. — А впрочем, без разницы…

Открыть дверцу этот болван не догадался, но я обошлась и без него. Итак, «Казак Мамай». Интересно, за что этого беднягу к подобному заведению приплели?

3

Дуб решительно взялся за круглую, блестящей меди, ручку — и замер.

— Мне первой войти? — подлила я масла в огонь.

В ответ прозвучало негромкое: «Блин, пидоры драные!» — и доблестный господин Изюмский от души рванул дверь. Бог весть чего он боялся. А весело было бы, встреть его за дверью трое напомаженных амбалов в кожаном прикиде и потащи раба Божьего прямиком в темный угол, как в одном старом кинофильме. Там подобное заведение, если память не изменяет, называлось «Устрица»…

Все обошлось. Никто нас не хватал, не хлопал по выступающим частям, и даже швейцар оказался самым обыкновенным: без помады и румян на физиономии. Разве что на меня посмотрели как-то странно, но это могло быть и результатом воспалившегося воображения. Через несколько минут мы уже сидели в небольшом уютном зале, почти утонувшем в темноте, вокруг играла тихая музыка, под которую еле заметно шевелились парочки — вполне разнополые. Я начала понимать, что «Мамай» — не из худших заведений.

По крайней мере, на первый взгляд.

Взгляд второй дал те же результаты. Официантка (официантка!) поставила нам на столик по бокалу шампанского, проворковав: «От заведения!», за шампанским последовали орешки. Я протянула руку к бокалу…

— Ну, пидоры, блин! — Дуб заскрипел зубами и затравленно оглянулся.

— Чего киксуешь, Вован? — поразилась я.

— Киксую? — Дуб перешел на шепот, наклонился: — Ты, Эрка, глаза разуй! Видала?

Его взгляд уперся в нашу официантку, деловито направлявшуюся к стойке. Я присмотрелась, хотела переспросить, вновь всмотрелась — и вопросы отпали. Да-а… Косметика и женский корсет творят чудеса, особенно в полутьме. Но ведь голос! Хотя…

Я оглядела парочки, продолжавшие обжиматься под старомодный «медляк» — и только вздохнула. Две «девушки» из четырех — точно; третья скорее всего тоже не третья, а третий… А впрочем, чего удивляться? Знали ведь, куда шли!

— Отставить! — шепнула я. — Лучше осмотрись, только незаметно. Его здесь нет?

Дуб начал ворочать шеей. Тоже мне, профессионал! Правда, и профессионалу в такой темноте ничего не увидеть.

— Потанцуем? — Я встала, автоматически поправив слегка висевшее на мне платье. И когда это я успела похудеть?

Кажется, придется работать самой. На племянничка надежды мало.

Дуб сопел у меня над ухом, переступая с ноги на ногу с изяществом контуженного медведя. Губы его шевелились; если внимательно прислушаться, можно было разобрать слова. «Зародыш в яйце, яйцо в гнезде, братан при теле; мужик, блин, при своем деле…» По-моему, это был заговор для невольных трансвеститов, а не от беды гомосексуализма. Или господина Изюмского так припекло, что он ничего более подходящего вспомнить не смог? Ладно, простим, сделаем вид, что не заметили…

Стараясь не морщиться и уж тем более не прыснуть в рукав, подобно юной курсистке, я как можно незаметнее скользила взглядом по столикам. Половина мест пустовала, а среди тех, кто заглянул сюда этой ночью, никого похожего на виденное мною фото не оказалось. Зато я сумела убедиться, что не три, а все четыре танцующие пары — одной масти. Вскоре к нам присоединились еще двое, на этот раз уже без всякой конспирации — в джинсах и свитерках. Я представила, что может подумать здешняя публика о нас с Вованом (точнее, обо мне), и мысленно поклялась: в следующий раз, буде охота не удастся, направлю сюда лично господина Ревенко. Хорошего понемножку. Хотя нам еще повезло. Окажись этот Кондратюк, к примеру, кентавром…

Дотанцевав, мы вернулись за столик (отодвинуть стул племянничек опять-таки не догадался) и переглянулись.

— Нету, — хмуро бросил Изюмский и скривился. — Ну, пи…

— Еще раз скажешь, по губам дам, — пообещала я. — Достал!

Настроение начало понемногу портиться. Что я тут делаю? Можно, конечно, использовать время с большим толком — хотя бы переговорить с посетителями (да и с новым барменом) о Трищенко. Убиенного здесь, конечно, знали, но… Но мы вроде как в засаде, хотя для такого дела вполне достаточно было бы прислать сюда сержанта.

Темнота позволяла слегка нарушить строгие правила, и я, чуть привстав, вновь осмотрелась. В зале появились двое новеньких, но никого, похожего на искомого злодея Кондратюка, не оказалось. Подойти к стойке, перекинуться словцом-другим с барменом?

Нет, рано.

Дуб начал что-то вещать на странной смеси человеческого и родного, но я цыкнула, и Вован послушно заткнулся. Ладно, раз делать нечего, остается думать. Про убиенного бармена думать пока рано, а вот о Молитвине — в самый раз.

Странное получалось дело. Нас бывший сотрудник НИИПриМа интересовал сам по себе. Боссам уже не первый год любопытно, что творилось в Институте № 7 под видом «прикладной мифологии». Допустим… Допустим даже, кто-то из здешних узнал об этом пиковом интересе и поспешил ликвидировать старика. Но ведь его не ликвидировали! Трудно, что ли, подсыпать какую-нибудь дрянь в водочную бутылку или пустить в артерию кубик воздуха из шприца! Помер себе алкаш — и аминь. Первач-псов испугались?.. Но искомый варнак Кондратюк тоже, по всему видать, плевать хотел на «психоз Святого Георгия»! Так нет, устраивают дурацкий маскарад с похищением, оставляют свидетелей, затем — налет на квартиру алкаша № 2 гражданина Залесского. Непрофессионалы? Возможно. Но зачем непрофессионалам бывший сотрудник НИИПриМа?

И еще. Дело у меня отобрали. Допустим, из веских соображений. Но зачем оставили «хвост»? Почему этот драчливый сержант из числа дружков кобелька-литератора до сих пор жив-здоров? Почему не лежит где-нибудь в заснеженном овраге на радость одичавшим собакам?! Впрочем, собак-то в городе почти не осталось. Как и бомжей. Тоже загадка, но из другого файла.