Татьяна Смирнова - Зона сумерек Страница 40

Здания оказались бесхозными и, хотя построены были на века, это все комиссии признавали в один голос, но вложить чертову прорву денег в реставрацию желающих не находилось. Степанычу и его «коммуне» бывший склад сгодился и таким.

Лестница вскоре кончилась и началась длинная и узкая каменная труба. Сохранилась она отменно — старый кирпич был словно только что выложен а пол под ногами, похоже, время от времени мели. Местами стены были обильно разукрашены тусовочными феньками и надписями на фантастической смеси русского, английского и иврита. Тут же красовалась шестиконечная звезда Давида, усеченная пирамида и свастика.

Двигались быстро. Тени бежали впереди компании. Леший не слышал разговоров — должно быть их и не было. Люди торопились. В одном месте Леший заметил в стене круглое отверстие, из него вынырнул и побежал по стене толстый заизолированный кабель. Шагов через двадцать к нему присоединился второй, а спустя еще немного времени — третий. Все страньше и страньше. Леший попытался определить направление: представил себе «бомжатник» снаружи, сориентировался и понял, что идут они прочь из города. Чего, собственно, и следовало ожидать. Настроение было из рук вон нехорошее — в голову упорно лез

Сергей Боровской, оставшийся там, наедине с неведомой угрозой. Леший знал его всего час, может чуть больше, но молчаливый паренек внушал ему невольную симпатию. К тому же, профессиональное любопытство осталось неудовлетворенным и алкало пищи. От чего он бежал в компании сомнительных личностей по узкой каменной кишке в неизвестность. «Фронтиры», вертелось в голове неотвязно. Так назвал их Степаныч. "Черные фронтиры", так называла их Яна Бельская… Можно было сколько угодно смеяться или скептически хмуриться, но Леший чувствовал

НЕЧТО. Там, за стенами «бомжатника» собиралась некая сила и все рациональные выкладки были бессильны перед голосом инстинкта, который властно приказывал:

"Бежать!" "Гончие Смерти напугали меня…", вспомнил Леший. Роберт Хасс был чертовски прав — это было страшно. И притягательно. И смутно знакомо. Он уже сталкивался с этим феноменом, но где? Когда? Умом Леший понимал, что такого быть не могло, в его не бедной событиями биографии не было места никакой «дьявольщине», однако, он бежал вперед, подобрав полы плаща чтобы не испачкать, бежал словно от смерти и в глубине души был абсолютно уверен, что поступает правильно — от Них нужно было бежать. Откуда он это знал?

Неизвестно. Знал — и все.

Внезапно перед глазами возник засаленный, прожженный костром ватник Степаныча. С разгону Леший едва не налетел на бомжа и брезгливо отпрянул.

— Что случилось? — спросил он прерывающимся голосом.

— Стена, — Степаныч обернулся к нему, мерцая белками глаз, — кладка совсем свежая, раствор еще не просох.

Раздались быстрые глухие удары и, через минуту, сухой треск: бомжи начали разваливать кладку, и, видимо, сломали факел.

— Откуда она взялась? — удивился Леший, напряженно прислушиваясь к возне впереди.

— А хрен их знает, откуда они берутся! — рявкнул Степаныч с неожиданной злобой, — может сами растут. Я не удивлюсь. В последнее время под землей неспокойно.

Леший почувствовал зуд под ложечкой — журналист, он, видимо, и в аду журналист. Осторожно, стараясь не спугнуть внезапной откровенности Степаныча, тихо произнес: "Почему?"

— Дракулу видел? — вместо ответа спросил Степаныч и длинно сплюнул под ноги, — Типичное дите подземелья. Снизу пришел. Вылез, зараза, как вошь из подмышки. Гаденыш редкостный, одна с него была польза — нюх хороший. А дисциплины — ни на грош. Видал, как он свалил? Художественно, я бы сказал. Мне так не суметь.

— Куда же он подевался? — растерянно сообразил Леший.

— А хрен их знает, куда они деваются, — непонятно ответил Степаныч, повернулся и крикнул в темноту:

— Ну, долго там, инвалидная команда?! Можно подумать, Беломорканал роете!

В этот момент раздался долгожданный грохот, стук и бомжи ломанулись в проем. И сразу стало не до интервью.

В жизни Лешего было только две страсти: журналистика и рыбалка, возможно потому, что первая была так похожа на вторую: сначала нужно было долго и терпелива ждать — потом молниеносно действовать.

— Степаныч, а что, люди в подземельях живут? — небрежно спросил он вовремя очередной заминки, когда шедшее впереди, неопределенного пола существо, пыталось определить верное направление в путанице узких боковых штреков. Это была уже третья попытка выбраться наружу, и, похоже, снова безуспешная.

Выломав кирпичную перегородку и пройдя метров сто они попали в низкий и широкий тоннель, где можно было проехать на мотоцикле с коляской. Бомжи обрадовались, вполголоса загомонили, а Леший на мгновение утерял способность соображать. Про этот подземный ход строили гипотезы, писали романы и сочиняли не слишком приличные анекдоты. Даже песня была: "Стояли где-то рядом, по соседству, мужской и женский — два монастыря". Но никто из «исследователей» всерьез не верил, что ход существует. И вот Леший стоял тут, не вымощенном крупным камнем полу, втягивал носом воздух, пахнущий мокрой землей, ежился от холода. За один этот ход Татарин заплатил бы по высшей ставке и был бы прав — в масштабах города это была, бесспорно, сенсация. Лешему пришлось напомнить себе, что он здесь не за тем, чтобы двигать вперед науку — археологию, у него другое задание. Его рыба было совсем рядом — крупный грязный мужик с непонятным, небомжовским взглядом. Серьезный клиент. Перед тем, как «подсечь» его следовало «поводить».

Бомж быстро взглянул на него, помолчал что-то соображая про себя.

— Люди — нет, — буркнул он.

— А кто живет? — подхватил Леший, пряча азарт за наигранной небрежностью.

— Ты только не смейся, — неожиданно попросил бомж, — сам я этого не видел, люди говорили. А я за что купил — за то и продаю… Он замолчал. Молчал и Леший зная, что подталкивать нельзя, иначе «рыба» сорвется с крючка и поминай, как звали. Интересно, сколько миллионов нервных клеток сгорело у него за эти невыносимо-долгие мгновения. Впрочем — издержки профессии, самая короткая продолжительность жизни, постоянный стресс… Он знал, куда лез. Жаловаться не на кого.

— Люди здесь… ты на машинку пишешь?

— Нет, — успокоил его Леший, — пока — только на свои извилины.

— Пришельцев здесь видели, вот что, — высказал, наконец, Степаныч, — в скафандрах и морды резиновые. А во лбу звезда горит, как у Царевны-лебеди. Я здесь не при чем, — торопливо открестился бомж, наблюдая, как вытягивается лицо у Лешего, — мало ли о чем люди болтают… Ну, что, Гена, сворачиваем, или прем дальше, как дважды краснознаменная имени Ленина?