Татьяна Зингер - Чтица Слов Страница 42

Несправедливо. Ведь он не сделал ничего плохого. Не он убил коменданта, не он пустил подводников, не он вымаливал пощаду, пока те крушили всё подряд. Он просто спасся. И потому должен пострадать?

— Военному совету о произошедшем доложит Леневра Рене. Её сын — лучшее доказательство того, что завеса таит угрозу, и её не страшат клейма позора, — как ни в чем не бывало, продолжил Иттан, переплетая пальцы с Таиными.

— А она спрашивала, как ты ослеп?

Его рука была такой теплой и знакомой, что Тае казалось: она помнит наизусть каждый шрам, каждую впадинку. Помнит родинку у мизинца и вздутую венку, ведущую к запястью.

Кажется, она намертво прикипела к нему. В груди сводило, если Иттан дотрагивался до Таи. Она жадно ловила его поцелуи и с нетерпением ждала, когда он прижмет её к себе. Ей нравилось, как он дышит. Просто нравилось, и всё. Это не описать словами — только покалыванием в пальцах и сладкой судорогой, когда чье-то дыхание касается твоей шеи, и по коже ползут мурашки.

— Я честно признался, что входил в поисковой отряд и рухнул в завесу, спасая тебя. Даже если раскопают записи о назначениях, то откуда им знать, как именно меня зовут? — Тон его голоса был холоден. — Знаешь, что ещё странно? Тогда, во время последнего боя, я начал что-то видеть. Тени, очертания — но видеть. Теперь же вновь чернота. — Он потрогал попеременно левый и правый глаз, будто уверяясь, что они до сих пор в глазницах.

— Что сказал целитель?

— Он долго осматривал меня, даже попытался уличить во лжи, — Иттан хмыкнул, — но в итоге признал: зрение утеряно. Магических причин не уловил, флер истинной силы если и был, то стерся. — Тая повторила про себя красивое слово «флер». — Глаза целые, повреждений никаких. Я просто не вижу, и всё.

Но не бывает же, чтобы человек просто так перестал видеть. Ничем не болея. Вошел в завесу зрячим — вышел слепцом. Тае хотелось топнуть ногой и прикрикнуть на богов, что посылают хорошим людям такие испытания, пока плохие здравствуют.

— Так не бывает, — вслух повторила Тая. — Мы должны найти способ! Я уверена, тебя можно излечить, иначе бы я прочитала о слепоте заранее. Подожди-ка, — она пососала нижнюю губу, вспоминая предсказание. — Ведь кое-что осталось. На твоих глазах до висков красный след как от повязки.

— Он жжется, — согласился Иттан, проведя по следу пятерней.

— Что если это и есть метка?

Тая пересказала подробно, что именно разглядела в книге. Как перебрасывала буквы, как те нехотя перестраивались, рождая новое слово.

— То есть я мог умереть, а ограничился отметиной, — отчего-то весело — хоть веселье это было шальным — подытожил Иттан.

— Рейк рассказывал мне, что его нога тоже покраснела. И невыносимо чесалась. А потом она загноилась.

— То есть ты думаешь, у Рейка тоже была метка? Каковы шансы, что меня ждет подобная участь?

— Не знаю, — честно призналась Тая. — Мне нужна книга.

— Найдем, — пообещал Иттан.

Ночь была прекрасна. Небо нависло над головами. Казалось, протяни ладонь, и пузатые звезды рухнут в неё горстями. Тая привычно кралась, обходя стороной фонари и горящие светом окна. Иттан ступал осторожно, но, будто привыкший к слепоте, гораздо увереннее. Реже спотыкался, почти не водил рукой — второй держался за локоть Таи — в поисках опоры.

— Никогда не думал, что столица пахнет… так, — прошептал он, шумно втягивая ночной воздух.

— Как?

Помоями, болезнью, сточными водами?

— Домом, — ответил Иттан. — Теперь, когда мне не подвластны глаза, остальные чувства будто бы обострились. И запахи стали куда глубже. Я, как бы это объяснить, — он на мгновение остановился, — гораздо лучше слышу, чувствую оттенки ароматов. Дышу полной грудью. Нелепо, да?

Они дошли до постоялого двора «У корыта». Тот пользовался настолько дурной славой, что хозяин даже гордился ей. Да-да, говорил он, вон там убили стражника, а тут двое воровских главарей раскрошили друг дружку в мясо.

Зато в «У корыта» никого не волновала внешность и род деятельности. И ещё здесь очень не любили крыс Затопленного города — потому как ошивались в основном бандиты из трущоб. На всякий случай Тая опустила голову — мало ли нарвется на знакомых, — навесила на лицо скорбную мину. Грустные всегда менее приметны — взгляд не цепляется за тех, у кого с лица стерты любые эмоции.

Но, в целом, шансов быть увиденной «своими» почти нет. Всяко лучше, чем спать в подворотне (и быть отловленной утренними стражниками) или искать ночлега в нижней части города (и быть обворованной тем, кто когда-то звался другом).

— Сегодня переночуем тут. А завтра двинемся в путь. Надо было все же согласиться на предложение Леневры и заночевать в её поместье.

— О нет, поверь, эта женщина — не та, чьим гостеприимством ты жаждешь воспользоваться. К тому же я боялся, что она в итоге вспомнит меня. Мы встречались несколько раз в стенах академии, но тот я, конечно, был другим.

Иттан провел кончиками пальцев по рваной куртке, запачканной в саже и песке.

Тая помнила, каким он был. Светловолосый граф из верхних. Подстриженный по последней моде, одетый в отглаженное и свежее. Красивый до умопомрачения. Но такой одинокий, будто бы покинутый всеми, кому доверял.

Когда одиночество становится единственным другом, оно оживает: управляет человеком, дышит его легкими, смотрит его глазами, но затирает все краски. И тогда взгляд мутнеет, а меж бровей прорезается морщинка.

Сейчас же он был слаб и слеп, но гораздо живее. По крайней мере, Тая надеялась, что ей не чудится, будто рядом с ней в нем оживало что-то настоящее.

Хотя, наверное, всё-таки чудилось.

Впервые за долгие годы Тая позволила себе помечтать.

Заняв столик в неосвещенном углу, Тая подозвала хозяина заведения:

— Есть свободные комнаты?

— Увы. — Хозяин развел руками и тут же потерял интерес к неопрятным гостям. — Последнюю увели час назад. Это всё, или чего-то желаете?

Живот согласно пробурчал — всё-таки никакое пирожное не заменит полноценного обеда, которого они так и не дождались.

— Две отбивных с овощами и что-нибудь выпить.

— Деньги есть? — только и спросил хозяин, привыкший к попрошайкам.

Тая вытянула на ладони золотую монету, и хозяйский взгляд разом потеплел и стал почти заботливым.

— Сию минуту!

Тая расправила плечи. Так непривычно не быть отбросом, которого шпыняют все кому ни лень, а живым существом. Платежеспособным, ха!

В ночной час трактир был почти пуст. У дверей гомонила разношерстная компания наемников — их легко отличить в любой толпе по настороженным взглядам и особо громкому смеху. Даже если они вместе, то каждый сам по себе. Таков закон выживания. За соседним столиком дрых какой-то бродяга, сжимая в руке полупустой стакан, воняющий дешевой бражкой.