Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается Страница 42

— Если посидеть да припомнить, чему когда-то учился, то смогу. Наверное.

— Я бы тоже хотел узнать, что здесь понаписано. Хорошо хоть на старости лет иметь возможность отличать правду от кривды.

Хейзит отметил, что собеседник противопоставил правду не лжи, а именно кривде. Вспомнилось, как Харлин объяснял ему в свое время разницу. Мол, ложь — это всего-навсего то, что на ложе, что лежит на поверхности. А вот кривда — это искривленная, завуалированная правда, куда более опасная, нежели ложь. Потому что ей хочется верить. Видать, Тангай не так прост, как прикидывается. Хорошо бы свести его с Харлином. Да и вообще было бы неплохо выбраться отсюда.

— Не пора еще нам сменяться? — Хейзита потянуло на зевоту.

— Ты, если хочешь, ложись, прикорни. Место вон на столе еще есть. А я посижу пока, подумаю.

Место действительно было, правда, на самом краю, за спиной у Гверны. Хейзит осторожно подсел рядом, завалился на бок и подложил под голову уже согревшуюся шапку. Он предполагал немного полежать, понаблюдать, что будет делать Тангай, и просто отдохнуть душой и телом после стольких переживаний, свалившихся на него за один день. Однако стоило ему прикрыть веки, как дрема накатила сладкими волнами и он безоглядно провалился в сон, глубокий и без сновидений. Последнее, что он видел, был задумчивый дровосек, наклонившийся к своим коленям и водивший мозолистым пальцем по загадочным письменам.

Если бы Хейзит навострил слух, он бы услышал, как Тангай бормочет себе под нос:

— Был бы жив дед, сейчас бы все прочитал как есть… Все чувствовал старик, все ведал… Не зря ведь любил приговаривать: «Пишут для тех, кто читает». Хотел, чтобы и я грамоте учился. А мне когда? Уж лучше неучем быть, чем не быть вовсе. Без отца с матерью да при деде немощном я бы разве выжил, не приди на помощь топор и силушка молодецкая? Эх, дедуля, мало мы с тобой вместе сиживали, мало… Сейчас бы уж я тебя еще как порасспросил! Одна надежда, что скоро свидимся в небесном терему. Да только что мне тогда с того проку будет? Там, глядишь, самого Дули со всей его шатией-братией героев повстречать можно, ежели повезет. И тех, кто до него был. А коли не судьба, так что мне будет до этого мира? Суета тут одна, и с каждой зимой все суетливее да суетливее делается. Скоро, скоро круг замкнется. Как свиток сложится. С начала отсчет начнется. Как он там еще говорил? «Править будет, у кого прав нет, а за кем права, тот не ведает родства». Похоже, как в воду глядел. Молодец дед! Жаль, не ценил я его так, как оно того следовало. Интересно, знает малец о том, что дед мой еще говорил? — Тангай бросил взгляд на спящих и покрутил свиток в руках. — Что раньше не как теперь, а с выдумкой, заковыристо писали. Что, мол, тогдашние слова можно понимать по-разному, и оттого любая старая грамота не один, а сразу несколько смыслов несет. Какие-то значки особые были. Вот только где их искать? — Он потрогал пальцем показавшиеся ему наиболее красивыми закорючки. Склонил голову, пригляделся. Никакой разницы. Разве что похожее на забор стало похожим на приставную лестницу. — Ах да, запамятовал я, что это новый писарь, как его, Харлин, кажись, выцарапывал! Откуда ему про тогдашние закорючки слыхать? Хотя может, и знал про них… Мальца надо будет попытать, как проснется. Вот уж было бы сильно полезно! Авось там какая разгадка всей этой нашей катавасии запрятана. Уж больно надоело одураченным ходить. Кого слушать, с кем объединяться, против кого выступать? «Стой с тем, кто ближе, — говорили в старину и добавляли: — А падая в лужу, не бойся жижи».

Тут Тангай заметил, что пленник проснулся и молча наблюдает за ним, не поднимая головы.

— Что, жрать захотел? — поинтересовался дровосек, однако ответа не получил. Пленник равнодушно закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Ну вот и помалкивай, приятель. Девок наших не разбуди, дай им отоспаться.

— Отлить надо, — хриплым шепотом признался Гийс.

Тангай ухмыльнулся и стал быстро-быстро скручивать свиток в трубочку. Получилось. Сунул в бутыль, прикрыл пробкой, поставил в ряд с остальными, выстроенными вдоль стенки. Подошел к столу.

— Ну, раз надо, отливай.

— Руки развяжи.

— Еще чего!

— Тогда сам штаны мне спусти.

— Я тебе сейчас поговорю тут! — вскипел Тангай и, ухватив пленника за воротник, одним рывком сдернул со стола и поставил на ноги. — Может, тебе еще и подер…

Додумать и уж тем более договорить он не успел. Пленник взмахнул почему-то больше не связанными за спиной руками. В одной из них оказался короткий кухонный нож с широким лезвием. Где-то на краю сознания у Тангая мелькнуло понимание того, где он этот нож уже примечал: за поясом у Веллы, когда они шли сюда. Значит, притворяясь все это время спящим, пленник умудрился завладеть оружием ни о чем не подозревающей девушки и втихаря разрезать путы. Нож приковал к себе внимание попытавшегося было увернуться дровосека. Однако у противника оставалась вторая рука. И этой рукой он ловко прихватил Тангая за плечо и развернул к себе спиной. Острый кончик лезвия уперся в шею, напрягшуюся в ожидании боли. Но вглубь не вошел. Сильная рука снова резко развернула старика лицом к столу. Сам пленник продолжал оставаться сзади. Со стола за происходящим потрясенно наблюдали проснувшиеся спутники. Вероятно, Тангай даже не заметил, как от неожиданности издал крик. Гверна смотрела спокойно и внимательно. Велла в ужасе закрыла рот ладонью. На хмуром лице Хейзита читалась напряженная работа ума, принимающего решение.

— Я мог бы прямо сейчас рассчитаться с тобой за тот позор, которому ты с таким удовольствием меня подвергал, — прозвучал над ухом голос, полный едва сдерживаемой ярости. — И когда-нибудь, поверь, я этим правом воспользуюсь. Но не теперь, когда на счету каждый из нас. К тому же я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете. И чтобы вы наконец в этом убедились, вот, смотрите.

Нож перестал угрожающе колоть шею и полетел рукояткой вперед на колени отшатнувшейся Веллы. Рука, сжимавшая плечо, разжалась. Гийс как ни в чем не бывало сел верхом на табурет, повернувшись боком к недавнему заложнику.

— Нет! — крикнул Хейзит, упреждая первый позыв Тангая обрушиться на обидчика всей своей массой. — Говори, Гийс.

— А что говорить? Вы слишком быстро поверили тому, что я способен предавать друзей. Мне это больно, но боль не смертельна. Пускай для всех там, наверху, я буду по-прежнему оставаться вашим пленником. Вам это пойдет на пользу и оттянет конец, а быть может, и сохранит жизнь. Сейчас, когда вы решили взять свою судьбу в собственные руки, я ни в чем не уверен.

— Хочешь сказать, мы помешали тебе нам помочь? — Обращаясь к Гийсу, Гверна смотрела на дровосека.