Татьяна Смирнова - Зона сумерек Страница 42

Забавная вышла ситуевина…"

Впереди замаячило что-то, похожее на черную дыру или, как оптимистично подумал Леший, на свет в конце тоннеля. Он подтянулся на локтях, помогая себе коленями, просунул вперед руку и нащупал край квадратного отверстия. По идее он должен был быть забран решеткой. Однако решетки не было. Леший всерьез удивился — так далеко не заходила даже знаменитая русская безалаберность.

Однако, подтянув свое бренное тело, отчего-то неимоверно тяжелое, к самому краю м посветив фонариком удивляться перестал — по всему периметру отверстия, вмурованные в бетон, торчали короткие пеньки решетки, спиленные ножовкой.

Леший уже забыл, что минуту назад самозабвенно жалел себя, проклиная "вечную молодость" и отчаянно страшился радикулита. Извиваясь по-змеиному он выполз из трубы и с умеренным шумом обрушился вниз. Замер. Вокруг стояла тишина — как и положено в бетонной коробке — гулкая. Он выпрямился, восстанавливая дыхание. «Крокодилий» способ передвижения его таки изрядно утомил. Фонарик вырвал из темноты железную лестницу, ведущую вверх. Леший почувствовал, как губы его расплываются в улыбке — не зря. Значит, страдал.

Вверху, как и положено, темнел люк. Если постучать фонариком — должны услышать. В здании наверху кто-то постоянно есть — сторож или вахтер. Правда сейчас, наверняка, спит без задних ног, но если очень постараться — проснется. Леший посветил вокруг. Склад был почти пустым, только вдоль стен громоздились штабеля аккуратных, небольших серо-зеленых ящичков, по виду — металлических. Знакомого такого блеска. Шершавых. Даже на вид массивных и неподъемных. Леший не заметил, как радость сменилась нешуточной тревогой. Он подошел к стене и попытался поддеть рукой один из ящиков. И не смог. Он уже знал, что не сможет. Свинец не с чем не спутаешь, даже в темноте, даже после четырехчасового блуждания в подземельях. Но если бы все-таки нашелся такой идиот, который бы не понял, в чем тут дело, то, как шутил Татарин, для особо одаренных, на боку каждого ящика красовался значок — три треугольника в круге. В темноте они показались зелеными, но Леший знал, что на самом деле они красные. "Радиационная опасность".

Вот так влип…

Леший с шумом выдохнул сквозь сжатые зубы. Луч фонарика замер на полу.

"А во лбу звезда горит", — вспомнил он. Теперь многое стало понятным. В том числе и кирпичные стены, которые "росли сами по себе". Можно было положить руку на огонь, что этот склад — не единственный. И, понятно, владельцы постарались обезопасить свои владения от всяких праздношатающихся и чрезмерно любопытных. Наверняка под землей, если хорошенько поискать, нашлась бы еще пара-тройка подобных «сюрпризов». На скольких же тоннах этой гадости спал ничего не подозревающий город?

"Татарин будет просто счастлив, — скептически подумал Леший, — если сфотографировать его морду лица, когда я выложу ему наброски статьи, это будет снимок года. Господи! — оборвал он себя, — о чем я думаю? Меня же убьют здесь. Как Диму Зверева… И даже без мелкого некролога в газете. Впрочем, может быть Рустам и даст на первую полосу в своем порнолистке: "Корреспондент исчез при выполнении спецзадания".

А ведь мэр, между прочим, не далее, как в прошлую среду клялся по местному вещанию, что завод в городе будет только через его труп. Для трупа, надо сказать, выглядел он неплохо. Бледноват был, правда. И язычок от волнения слегка не туда поворачивался: "Дорогое жители годара, мы все должны положить на алтарь отечества…" И чего все смеялись, спрашивается? Ясно, что человек просто забыл добавить "свои силы". А что еще можно положить на этот самый алтарь? Если кто другое подумал, так его уже давно положили…"

Леший хмыкнул, но смешок не получился. Его нервы уже давно странно вибрировали, и это чувство было знакомым. Оно не оставляло его ни на миг, с того момента в «бомжатнике», когда он впервые отчетливо ощутил дыхание "гончих смерти". Но путь по тоннелям, блуждания во тьме, разговор — спор со Степанычем отвлекли его, а сейчас, оставшись с ночью один на один и уже не имея защиты из неотложных дел и забот, за которыми он прятался, как за китайской ширмой, Леший понял — они идут по следу. У них отличный нюх. Бежать от них было бы безумием. А не бежать — еще худшим безумием. Развернуться лицом, бросить им вызов, как Сергей Боровской, и попытаться устоять… Нет,

Господи, нет! Это СЛИШКОМ страшно…

Подтверждая худшие опасения откуда-то из темноты возникла крыса: острая мордочка, черные глаза — бусинки, голый розовый хвост тащился следом. Замерев на миг в ярком круге света, она взглянула на человека, шевельнула усами и исчезла.

Леший опомнился. Надо было спасаться: вперед, назад, куда угодно, только подальше от Этих, на свет, в город! Он шагнул к лестнице… И внезапно почувствовал вибрацию. Сперва незаметная, она нарастала, силилась, сама земля дрожала под ногами, и вот уже вдоль стен зашевелились штабеля с ящиками.

Животный ужас толкнул Лешего в спину, по глазам хлестнул яркий дневной свет, тело само, без подсказки сжалось и резко толкнулось вперед, словно пробивая невидимую преграду. Он сделал шаг — не шаг а судорожный прыжок и «дверь» не закрылась — обрушилась за спиной…

Рыжее закатное солнце висело над темной стрелой дороги, упиравшейся в размытый сумерками горизонт. Воздух был свеж, как после грозы. Пахло мятой.

Леший сразу ощутил этот знакомый запах, и еще ощутил, что здесь тепло — намного теплее, чем в городе, оставшемся за спиной. Небо уже темнело на востоке, а на западе желто-зелено-алый костер только разгорался, грозя захватить и темнеющий хвойный лес по обе стороны бетонной полосы, и сам автобан, и все, что над ним.

Толчок опрокинул Лешего навзничь. Сейчас он встал, отряхнул руки и колени. Осмотрел себя, насколько возможно. Для большой дороги вид был самый тот.

Это была ТРАССА. Что же еще? Леший узнал ее сразу, хотя видел только раз. "Раз наяву и тысячу во сне", после того, как в реве мотора и синем облаке выхлопного газа "ушла в точку" «Хонда» Яны Бельской. Он вновь, как и в прошлый раз стоял на этом бетоне, в местности, не соотносящейся с привычной географией. Пустота излучала силу и предопределенность. Он слишком хорошо понял, что будет, если он обернется назад. Оборачиваться не было ни малейшего желания. "Вселенское одиночество на краю мира". В последнее время Леший стал замечать за собой необъяснимое пристрастие к каким-то глобальным формулировкам. Он покачнулся с носков на пятки и назад. Бетон ТРАССЫ выглядел как самая конкретная и прочная в мире вещь. Вероятно потому, что таким он и был. Трассовики всех времен и народов мечтали доехать до того места, где ТРАССА кончалась.