Джо Аберкромби - Красная Страна Страница 44

— Нет, но… Возможно встречал одного. Он сказал, что его послали в Далекую Страну, чтобы найди девятипалого человека.

— Вероятно, я не единственный человек в Далекой Стране без пальца.

Темпл почувствовал необходимость тщательно подбирать слова.

— У меня чувство, что ты из тех, кого такие как он могли бы искать. У него металлический глаз.

Ни тени узнавания.

— Человек без глаза ищет человека без пальца. Полагаю, слышал такую песню. Он назвал себя?

— Коул Шиверс.

Лицо Ламба скривилось, словно он вцепился во что-то кислое.

— Клянусь мертвыми. Прошлое не лежит себе спокойно там, где его положишь.

— Значит, ты его знаешь?

— Знал. Давным-давно. Но знаешь, как говорят — старое молоко киснет, а старые счеты лишь становятся слаще.

— Кстати, о счетах. — Вторая тень упала на него, и Темпл покосился. Шай снова стояла над ним, руки на бедрах. — Сто пятьдесят две марки. И восемь монет.

— О Боже! Почему ты просто не оставила меня в реке?

— Это вопрос, который я задаю себе каждое утро. — Ее остроконечный сапог пнул его в спину. — Теперь вставай. Маджуду нужен билль о частной собственности по поводу табуна лошадей.

— В самом деле? — спросил он, с надеждой в груди.

— Нет.

— Я снова еду за стадом.

Шай лишь ухмыльнулась, повернулась и ушла.

— Довольно мягкая, говоришь? — проворчал Темпл.

Ламб стоял, насухо вытирая руки о зад брюк.

— Всегда есть завтра.

Переход Свита

— Я преувеличивал? — спросил Даб.

— Что касается этого, — сказала Корлин, — нет.

— Действительно здоровый, — проворчал Ламб.

— Несомненно, — добавила Шай. Она была не из тех женщин, кого легко впечатлить, но Имперский мост в Сиктусе был тем еще зрелищем, особенно для тех, кто неделями не видел ничего похожего на здание. Он пересекал широкую, медленную реку на пяти парящих арках, так высоко над водой, что трудно было вообразить его чудовищный вес. Скульптуры на испещренных пьедесталах истерлись от ветра в оплывшие глыбы, кладка покрылась кустами с розовыми цветами, вьюнками и даже целыми деревьями. И по всей его длине и на обоих концах он был заражен кочующим человечеством. Даже столь потрепанный временем, он был величественным и внушающим трепет, больше похожим на чудо природы, чем на конструкцию, которую способны создать человеческие амбиции, не говоря о человеческих руках.

— Стоит тут больше тыщи лет, — сказал Свит.

Шай фыркнула.

— Почти столько же, сколько ты сидишь в этом седле.

— И за все это время я сменил свои штаны лишь дважды.

Ламб покачал головой.

— Это не то, что я могу одобрить.

— Менять их так редко? — спросила Шай.

— Вообще менять их.

— Это будет наш последний шанс поторговаться до Криза, — сказал Свит. — Если только нам не повезет попасть на дружескую вечеринку.

— Везение не та вещь, на которую стоит рассчитывать, — сказал Ламб.

— Особенно не в Далекой Стране. Поэтому убедитесь, что купили все что нужно и не купили, чего не нужно. — Свит кивнул на отполированный комод, оставленный заброшенным у дороги, потрескавшийся от дождей, в котором, похоже, обосновалась колония огромных муравьев. Они уже несколько миль проезжали мимо всевозможных тяжелых пожитков, разбросанных, словно лес после потопа. Вещи, без которых люди, расставшиеся с цивилизацией, как им казалось, не могли жить. Замечательная мебель выглядит намного менее привлекательной, когда приходится ее тащить. — Как говорил мне старый Корли Болл, никогда не владей вещью, с которой не сможешь переплыть реку.

— Что с ним сталось? — спросила Шай.

— Потонул, как я понимаю.

— Люди редко следуют своим советам, — пробормотал Ламб, держа руку на рукояти меча.

— Ага, не следуют, — бросила Шай, взглянув на него. — Поехали туда, и будем надеяться, что отправимся с той стороны до сумерек. — Она повернулась и махнула Сообществу двигаться.

— Еще немного, и она примется командовать, да? — услышала она бормотание Свита.

— Нет, если тебе повезет, — сказал Ламб.

Народ — засосанный со всех концов дикой и ветреной страны, чтобы поторговаться и выпить, драться и трахаться, смеяться и плакать, и делать все прочее, что народ делает, попадая в компанию после недель или месяцев или даже лет без нее — кишел на мосту, как мухи на помойке. Там были торговцы мехами, охотники, авантюристы, каждый со своей дикой одеждой и прической, но с одинаковым запахом, и он был довольно тухлым. Там были мирные духи, продающие меха, или выпрашивающие объедки, или шатающиеся, напившись в говно на свои прибыли. Были люди, полные надежд, на пути к золотым полям, жаждущие неожиданно разбогатеть, и огорченные люди на пути обратно, жаждущие забыть неудачи. И торговцы, и игроки, и шлюхи, стремящиеся построить удачу на спинах всех и каждого. Все так возбуждены, словно мир заканчивается завтра; толпились у дымных костров, среди сушащихся шкур и шкур, спрессованных для долгого путешествия, чтобы потом из них сделали шляпу какому-нибудь богатому болвану в Адуе, чтобы его соседи сгорели от зависти.

— Даб Свит! — прогрохотал парень с бородой, как ковер.

— Даб Свит! — закричала маленькая женщина, сдирая шкуру с туши в пять раз больше ее.

— Даб Свит! — взвизгнул полуобнаженный старик, сооружавший костер из сломанных картинных рам, и старый скаут кивнул в ответ и поприветствовал каждого, по всей видимости знакомый половине равнин.

Предприимчивые торговцы в качестве ларьков использовали обитые яркими тряпками фургоны, выстроив их вдоль имперской дороги, ведущей к мосту, и сделав из нее базар, звенящий выкрикиваемыми ценами и жалобами скота, стуком товаров и звоном монет. Женщина в очках сидела за столом, сделанным из старой двери, на котором были выстроены высушенные зашитые головы. Над ними была надпись: «Черепа духов продам/куплю». Еда, оружие, одежда, лошади, запчасти для фургонов и что угодно еще, что позволяло человеку выжить в Далекой Стране, продавалось по пятикратным ценам. Ценные предметы от ножей до оконных стекол, оставленные наивными колонистами, продавались хитрыми корыстолюбцами практически за бесценок.

— Полагаю, можно было бы выгадать, если принести сюда мечи и оттащить мебель обратно, — проворчала Шай.

— А у тебя насчет сделок глаз наметан, — сказала Корлин, ухмыляясь на нее. В кризис не найдешь головы светлее, но у этой женщины была неприятная привычка всегда делать вид, что она все знает лучше.

— Сами они меня не найдут. — Шай отклонилась в седле, так как полоска птичьего дерьма брызнула на дорогу перед ее лошадью. Везде были стаи птиц, от огромных до мелких, вопящих и щебечущих, кружащих высоко, сидящих рядами с глазами-бусинками, клюющих друг друга вокруг куч мусора, расхаживающих, желая украсть любую не приколоченную крошку и те немногие, что приколочены. И мост, и палатки, и даже люди были испещрены полосами и покрыты их серыми экскрементами.