Гай Юлий Орловский - Патроны чародея Страница 48

Он порылся в сумке и вытащил целый пучок сине-желтых стеблей.

Я осмотрел, сердце застучало чаще, спросил с подозрением:

   — А нарвал где?

Он переступил с ноги на ногу.

   — Ваше глердство, это в десяти милях отсюда. Как раз на опушке нашего леса. Мы за дровами ездим, там поворот… Но углядеть такое трудно, вообще–то место неприметное.

Сердце мое радостно застучало, я сказал сдержанно и солидно:

   — Прекрасно! Если трава оттуда, то мой дорогой учитель, чародей Рундельштотт, для которого я так стараюсь, будет рад или хотя бы доволен. Пойдем, покажешь, где это растет.

Место оказалось в самом деле крохотное, даже этот наблюдательный мужик вряд ли бы заметил, если бы телеги не делали крутой поворот, с трудом объезжая великанский пень, а дальше уже снова по прямой в лес.

Я с волнением и надеждой смотрел на остатки бурьяна с сине–желтыми стеблями. Рачительный крестьянин собрал его почти весь, но сделал это, как все мы делаем: из земли остались торчать кончики длиной в два–три пальца.

   — Отлично, — сказал я бодро. — Вот тебе настоящая золотая монета. Покажи своим селянам, пусть смотрят и завидуют! Ты не украл, а заработал честно.

Он воскликнул воспламененно:

   — Спасибо!.. Я и не надеялся!.. Огромное спасибо!

   — Старших надо чтить, — сказал я наставительно. — Для своего учителя я всегда готов сделать больше, чем для себя. Так и скажи детям своим, пусть и тебя чтут, как я чту своего чародея и учителя.

Он сорвал шапку и поклонился, на лице почтение, сам уже перешел в разряд старших, но вряд ли сыновья чтут его и хоть что–то для него делают, потому мои слова, как будто дал еще один золотой.

Я поднялся в седло, повернул конскую морду в сторону дороги и послал его в галоп.

Фицрой зашел, когда я в кабинете разлегся в кресле и рассеянно катал по столу ту светящуюся штучку, которую вручила химера. Вообще–то она не светится, можно принять за грецкий орех прошлогоднего урожая, но если взять в кулак, то свет бьет с такой силой, что видно не только кости, но и все жилки и кровеносные сосудики.

Я пытался представить, как она работает, вдруг снабжает магией не только химер, но и таких, как я, готовых поверить и довериться, а также рискнуть, но пока что ничего не чувствую.

   — Красивая вещь, — сказал он. — Продашь?.. Или давай найду покупателя?.. Как я понимаю, это из неуничтожимых штучек?

   — Что? — переспросил я. — Как это… неуничтожимая? Разве колдовские вещи не исчезают после смерти чародея?

Он зацепил ногой и придвинул кресло к столу, сел с таким вздохом облегчения, словно весь день возил на себе бревна из леса.

   — Всегда, — ответил он бодро.

   — Но…

   — Кроме тех, — уточнил он, — что созданы не чародеями, а… как бы поточнее, гильдиями чародеев. Может быть, потому, что гильдии все еще существуют, а может… кто знает, чародейские дела темны для нормального здорового человека. И такого нарядного. Как тебе мои сапоги?.. Знаешь, сколько я за них отдал?

   — Спер наверняка, — буркнул я. — А сейчас такие веши делают?

Он покачал головой.

   — Сапоги такие шьют только в Уламрии. А шляпу привезли из Опалоссы!.. Здесь такие не умеют. Что смотришь?.. Ах, ты про этот камешек… Нет. Чародеи не стали слабее, как говорят в народе, но умные все–таки учатся, в отличие от нас, на своих ошибках, хотя это и скучно. Однажды приняли закон, чтобы никто никогда не создавал такие вещи. А для этого был принят второй закон, чтобы в гильдии никогда не было больше шестерых.

   — Такие штуки, — спросил я, — создавали всемером?

Он усмехнулся, покачал головой.

   — Нет, двенадцатью. Старые люди всегда осторожнее молодых. Это так, на всякий случай. Чтоб и близко не стоять к опасному числу.

   — Мудро, — согласился я. — А мы такими будем?

Он содрогнулся всем телом.

   — Ты что? Сплюнь!..

   — Да не старыми, — пояснил я. — Старыми, понятно, мы никогда не будем. А вот осторожными…

   — Никогда, — отрезал он решительно. — Ну ты и сказанул, у меня вот руки трясутся! Надо пойти выпить, а то еще приснится что–то. Или тебе сюда носят?

   — Носят, — подтвердил я, — но не уверен, что носят лучшее. Кто на их месте не оставлял бы себе самое–самое?

Он поднялся, сказал решительно:

   — Пойду проверю. Ты вообще какой–то не такой… Любой хозяин в первую очередь проверяет винный погреб, потом берет новых служанок, а уж затем начинает оборудовать замок.

   — Некогда было, — ответил я виновато.

Он засмеялся и ушел, громко и решительно топая сапогами, пошитыми во враждебной теперь для меня Уламрии.

Николетта сладко сопит, доверчиво прижавшись ко мне, как щенок к маме, голова на моем плече, ногу забросила на пузо, попробуй вырвись, но я все–таки очень медленно и осторожно выполз, освобождая себя по сантиметру, укрыл ее одеялом и заботливо подоткнул со спины.

Одевался тоже так, чтобы звяканьем металла не разбудить. Мешок на плечо не вскинул, опустил тихо–тихо, хотя на этот раз там не винтовка, а лопата.

Страж прогуливается у лестницы, тут же развернулся в мою сторону, руки метнулись к оружию. Я приложил палец к губам.

Глаза его стали еще шире, но на всякий случай кивнул, хотя хозяин замка мог бы ходить по женщинам и не прячась, это же его право грести под себя все, что в платьях или юбках.

Я прошептал:

   — Все в порядке… Нужно посоветоваться с богами.

   — Ваше глердство?

   — Мне кажется, — объяснил я таинственно, — надо подсказать им, какой дорогой идти… Чуется, товарищи немножко сбились с пути. Все некогда было, даже сейчас, как видишь, от чего отрываюсь…

Он остался смотреть вслед совсем обалделый, а я спустился вниз, пересек двор и шмыгнул в конюшню.

Коня оседлал и вывел сам, не желая будить конюхов. Стражи на воротах меня видели и, как только я выехал на оседланном коне, с надсадным скрипом выдвинули засов на воротах и распахнули обе половинки.

Я выехал навстречу звездному небу, за спиной прокричали вдогонку пожелания счастья и снова торопливо засадили засов до самого конца, а конь уже понесся галопом по красно–желтой дороге.

В непривычно глубоком небе, что не черное, а фиолетовое, страшно и пугающе смотрится огромная бледная луна, вдесятеро крупнее той, которую привык видеть с детства.

Я поискал взглядом, ага, вон и вторая, быстро поднялась из–за темного зубчатого леса, ею словно выстрелило: пошла по высокой дуге, странно ускоряя движение…